OldBaku
Памяти друга, Национального Героя Азербайджана, летчика 1 класса, майора Юсифова Закира Тофик оглы.
Этот очерк, несколько отличается от предыдущих моих публикаций. Возможно, он написан в более жесткой форме, и я убежден, что соседям будет не по нраву читать о событиях и людях, описанных в очерке. Но с другой стороны, я и не ставлю перед собой цель, полностью раскрыть историю создания Азербайджанских ВВС, и понравиться кому-либо, а хочу только донести истину до читателей. Понимаю, что и с той и с другой стороны были достойные люди, принявшие происходящее близко к сердцу, и честно исполнявшие свой долг в той грязной войне, развязанной горсткой безответственных, амбициозных политиканов, стравивших два соседствующих народа, надолго сделавших их непримиримыми врагами.
«Найти хотя бы какие-нибудь сведения. Хоть что-нибудь». С такой просьбой обратился ко мне товарищ. По этому я выехал в Гянджу, где во время войны мог находиться его близкий друг. К слову сказать, я не смог до конца выполнить поручение товарища, хотя и сделал все от меня зависящее. Мои поиски оказались безрезультатными, так как, человек, которого я искал, пропал без вести, и никто с полной уверенностью не мог сказать, погиб ли он и где похоронен, или остался в живых, но находится на той стороне. Баилово и Шиховский спуск остались позади и я, выехав на трассу Баку — Казах, обнулил датчики километража и подачи топлива. Дорога дальняя, а у меня есть давняя привычка, засекать пройденный путь. Погода была прекрасной. Уже не так палило солнце, не было той изнуряющей жары, но и до осени, еще очень далеко. Многое изменилось. Когда я в последний раз ездил по этой трассе? Давно. Лет двенадцать назад? А ведь на этой дороге, я «накрутил» сотни, а может и тысячи, километров, знал каждую выбоину, каждую ямку. Я вел машину и не узнавал, до боли знакомых мест. Недавно отремонтированная дорога, позволяла набрать приличную скорость. Машина шла быстро и мягко, и я практически не заметил, как промелькнули Приморский и Гобустан. Только на въезде в Сангачалы, я невольно сбросил скорость, медленно проезжая поселок, и, наконец, остановил машину. Закурив, я вышел, вспоминая давно оставшиеся в прошлом дни. Воспоминания, сменяясь одно другим, прошли перед глазами. Да, в прошлом остались годы службы в армии. Многое пришлось пережить — интересного, хорошего, и не очень. Плохое, сам не хочу вспоминать, и не потому, что — плохое. Просто хорошего было гораздо больше. Сейчас, стоя у обочины дороги, я вспоминал начало 92 года.
Именно здесь, была заложена основа Азербайджанских Военно Воздушных Сил. Сам я не имею непосредственного отношения к авиации, но по воле судьбы, я оказался в центре событий тех дней, и мне выпала уникальная возможность быть лично знакомым со всеми летчиками, первыми вставших в ряды вновь формируемой армии. Среди славных сынов азербайджанского народа был и мой друг, посмертно удостоенный звания «Национальный Герой Азербайджана», майор Юсифов Закир Тофик оглы. В этом году мы могли бы отпраздновать его полувековой юбилей, но «шальная» пуля от беспорядочной стрельбы близь селения Сафиан, перебила гидросистему вертолета, и машина, потеряв управление, погибла, унося жизни трех замечательных людей, беззаветно любивших свою Родину. Закира и его боевых товарищей, Рауфа Кулиева и Тахира Багирова, похоронили 11 октября 1992 года на кладбище в Аллее Шехидов.
В этом очерке я хотел писать только о Закире, но, как ни старался, ничего у меня не вышло. Без предыстории и краткого экскурса в прошлое, очерк полностью не раскроет облик героя, хотя и в рамках одного очерка — это невозможно сделать. Однако, говоря об одном из членов экипажа, нельзя, хотя бы вскользь, не упомянуть и о других — боевом братстве пилотов. Ведь вертолет и все кто в нем находится — это монолит, одно целое, а летное подразделение — одна большая семья, и потому не обессудьте. Много что давно стерлось из памяти, но хронология событий и действующие лица, соблюдены и конкретно реальны. Меня, как человека тесно связанного с зарождением национальной военной авиации, попросили оказать помощь в работе по созданию музея. Я с радостью согласился, и вплотную занялся этим делом. В Интернете, на одном из сайтов, я встретил статью из журнала «Авиамастер» под авторством М. Жирохова. После прочтения статьи, я был, мягко говоря, обескуражен искаженной информацией. Стал «рыскать» дальше, и нашел еще две-три публикации этого автора на ту же тему. Нельзя сказать, что статьи очень здорово отличались бы друг от друга, но последняя из них «Черный сад скорби» на «Artofwar», превзошла все ожидания. Благодаря этой работе, я зарегистрировался на сайте, опубликовал несколько своих работ, и получил возможность дать свою, более достоверную версию по этой же теме. Я приступил к работе, и она была уже в стадии завершения, но что-то удерживало от доведения ее до ума и публикации. Признаюсь, что с присущей южным людям горячностью, я, как и многие из моих товарищей, прочитавших работу М. Жирохова, сразу же вынес свой вердикт (надеюсь, он не будет на меня в обиде, за это): «Ангажированный автор», — но в отличие от других, я попытался разобраться и понять, что все-таки, стало причиной написать неправду, вернее искаженную полуправду. Я прочел несколько других работ М. Жирохова, и понял, что он серьезный, увлеченный аналитик-авиатор. Тогда, почему его работа по Карабаху носит предвзятый характер, и далека не только от анализа, но и от истины? Почему эта работа стала явно пропагандистской? Армянин? Вроде бы по фамилии не скажешь. Проплаченный? Возможно. Хотя по другим его работам, в это трудно верится. Щелкопер, борзописец? Опять не выходит, судя по серьезности его работ об авиации. Оказалось, ничего подобного не существует. Михаил — честный человек, приступая к работе над статьей, обратился за помощью в посольства противоборствующих сторон. Он признал, что информацию собирал по крупицам, а основная ее часть была «любезно» предоставлена армянской стороной, и, как видно, в искаженном, выгодном для себя свете. Вот один маленький пример, достаточный, чтобы читатель сам смог судить об уровне фальсификаций в данной работе.
По версии публикации «Черный сад скорби» Азербайджан имел: «В начале 1992 года Азербайджану передали эскадрилью Ми-24 (14 вертолетов) и эскадрилью Ми-8 (9 вертолетов), которые базировались на аэродроме Сангачалы«, — и, — «…к концу мая в строю оставалось всего шесть Ми-24«. Так выходит, что в начальной стадии конфликта (с января по май 1992 г), армянами было уничтожено в два с лишним раза вертолетов больше, чем их было в наличии на самом деле. Что ж, «Да здравствуют, самые меткие зенитчики в мире!» Азербайджанская же сторона, предложила свои условия, т.е.: «Вы сначала напишите, а потом посмотрим». Наша чиновничья бюрократия не в состоянии была предвидеть результатов пагубности своих позиций, а надо бы, и потому оказалась не на высоте. И результат не заставил себя долго ждать. Вот и «посмотрели»! Труд М. А. Жирохова стал основным догматом армянской пропаганды, так «любезно» предоставленной ими самими же информации, в лице политолога Карена Степаняна. Теперь же эту статью М. Жирохова, как неопровержимый источник информации по применению авиации в Карабахе, использует и такое уважаемое сообщество, как «Википедия». Стоит ли удивляться, что у людей сложилось искаженное представление на действительность? Надо отдать должное армянским пропагандистским технологам, которые в очередной раз, смогли извратить правду, и опять же не своими руками. Но здесь, я не собираюсь изобличать армянскую сторону, анализировать работу М. А. Жирохова, и тем более, давать ей оценку. Предоставим ему самому решать, как дальше лучше поступить. Надеюсь, он собрал достаточно материала, чтобы опубликовать действительно аналитическую работу, и это только вопрос времени. Не хочу думать, что Михаила Александровича может удовлетворить предыдущая версия, и он остановится на достигнутом, но, опять же говорю, право выбора за ним, и потому хочу предупредить — этот очерк не является альтернативой работе М. А. Жирохова.
Не исключаю, что со временем, возможно, опубликую полную и достоверную историю создания азербайджанских ВВС, и их участие в конфликте, пока же предоставляю читателям очерк, охвативший период за весь 1992 год.
Отсюда, из Сангачал, после уничтожения армянскими формированиями, с помощью приснопамятного 366 мсп, азербайджанского села Дашалты, в последнее воскресенье января (28.01.92) в воздух поднялся и перелетел на гражданский аэродром в пос. Забрат, первый Ми-24. Вроде бы, это была боевая машина, но на тот период, иначе как, «голубь мира» вертолет не называли. Не потому, что он парил как голубь в бескрайних просторах неба, даря людям радость, нет. Просто вертолет не имел боекомплекта, и потому простаивал в гордом одиночестве без дела. Какая же тогда поднялась шумиха. Паломники из Тбилиси и Москвы, челноками приезжали в Баку, чтобы отыскать угнанную «стрекозу». Эмиссары Москвы просили, уговаривали, требовали и, наконец, угрожали, но у тогдашнего руководства страны не хватило реальной власти вернуть спрятанный вертолет, и кроме того, у нас были неопровержимые доказательства, что вертолетную эскадрилью, базирующуюся здесь в Сангачалах, хотят перебросить в Тбилиси, якобы для «охраны Мингечаурской ГРЭС», а фактически вынашивался более коварный план — передать Армении. Правда, после обещания генерала Н. Подольского, Командующего 19 Армией ПВО, что вертолеты не передадут Армении, А. Муталибов предложил исполняющему обязанности министра генералу Ш. Мусаеву, вернуть угнанную машину.
Ш. Мусаев готов был уже вернуть вертолет, но ежедневные сводки с линии соприкосновения, останавливали его. Каждый день в штаб вновь созданного министерства приходила информация, что армянские формирования при поддержке тяжелой техники 366 мотострелкового полка СА, не безуспешно совершают набеги на азербайджанские села. Да по-другому просто и не могло быть. Хорошо вооруженным формированиям с танками и БТР, противостояли необученные крестьяне с одной двустволкой на пять человек. Армянская официальная пропаганда часто эксплуатирует изречение, с легкостью подхваченное неискушенным обывателем, что «армяне Карабаха выстояли против значительно превосходящих сил и средств азербайджанцев». Все это — ерунда. Не было у Азербайджана (не считая людских ресурсов) никакого превосходства, особенно на начальном этапе противостояния. Надеюсь, это смогут признать (хотя бы сами для себя), откинув бахвальство и пропагандистскую риторику, и армянские участники карабахской войны. Конечно же, численное превосходство у Азербайджана было и есть, но, повторюсь, что могла сделать безоружная неуправляемая масса людей, против танков и современных видов оружия? Сегодняшний мой рассказ не об этом. Хочу только отметить — на мой взгляд, в наших военных неудачах больше вреда было от наших же доморощенных, амбициозных демагогов и политиканов, рвущихся к власти и раздиравших республику изнутри, чем от армянских формирований. Одно дело, ходить по улицам Баку, требуя смены власти, и выкрикивая лозунги — «Карабах бизимдир!» («Карабах наш!»), и совсем другое — с оружием в руках доказывать неопровержимость этого лозунга. Но об этом как-нибудь в другой раз.
12 февраля 1992 года на аэродром авиаотряда «АЗАЛПАНХ» в пос. Забрат, где уже базировались три угнанных вертолета, приехал начальник авиации, полковник Ю. Шварев. С ним были полные экипажи, для перегона на место постоянного базирования, угнанных вертолетов. Пилоты разбрелись кто куда, в томительном ожидании распоряжений начальства, выкуривая одну сигарету за другой, а Ю. Шварев в кабинете начальника авиаотряда, ждал телефонного звонка из Баку. В то же время, на аэродроме Сангачалы приземлилась «восьмерка» с гражданскими летчиками на борту: Явер Алиев, Закир Юсифов, Ханлар Сатаров, Эдисон Гасанов, Мирмагомед Агаев. Это были опытные летчики. До сих пор они обслуживали нефтяные промыслы, и в любую погоду, порой с риском для жизни, доставляли на отдельные морские основания рабочих — нефтяников и уникальное оборудование. Эти пилоты часто вылетали по заявкам врачей в труднодоступные районы, для оказания медицинской помощи. Ими было перевезено тысячи тонн груза, а в последнее время, они исполняли роль челноков-извозчиков, перевозивших почту и пассажиров из сел Карабаха. Еще не было войны, а их мирным машинам уже пришлось перевозить первых беженцев и раненых. Каждый из них, мог с закрытыми глазами летать в небе над Карабахом. Крупномасштабные операции только еще будут, но авиация уже понесла первые потери. В апреле 1991 года между Шушой и Лачином, был сбит Ми-8 Бакинского авиаотряда. Вертолет сгорел, но, к счастью, обошлось без жертв. В октябре того же года, в Аскеранском районе, армяне сбили Ан-2, перевозивший пассажиров. В результате, вместе с летчиками погибли семь человек. Меньше, чем через месяц, т.е. 20 ноября, в том же районе, был сбит принадлежащий СА Ми-8, с членами правительственной комиссии, военным комендантом Карабаха и миротворческими представителями России и Казахстана на борту. Погибло 20 человек. Гибель следующего экипажа, с которым близко были знакомы ребята, потрясла всех.
Заслуженный экипаж Виктора Васильевича Серегина, перевозил беженцев из сел Шушинского района, когда в его машину впилась ракета ПЗРК. Все пассажиры и экипаж, погибли. Пилоты, отвели горящую машину как можно дальше от населенного пункта, чтобы предотвратить еще большие жертвы. Очевидцы рассказывали, что из разорванного «брюха», горящего вертолета выпадали живые еще люди. Можно ли гибель этих людей причислить к боевым потерям? Навряд ли. Ведь о миссиях всех сбитых машин, знали на той стороне. Знали, что они не несут никакой угрозы, и все же сбивали. Все, и полковник Ю. Шварев в том числе, сомневались (только не сами пилоты), смогут ли гражданские летчики перегнать боевые вертолеты? Конечно же, боевая машина в корне отличается от обычной «восьмерки», но не на столько, чтобы опытный пилот не смог разобраться в ее управлении. Так и наши вертолетчики, усевшись в креслах, с опаской поднимали грозные машины в воздух, делали по два-три контрольных круга над аэродромом, и снова садились на бетонку. После контрольного облета, командир эскадрильи Я. Алиев вместе со своим заместителем З. Юсифовым, собрали всех для короткого инструктажа. Вертолеты, один за другим, поднялись в воздух, и на малой высоте взяли курс на Забрат.
С аэродрома Насосный, было поднято дежурное звено, но для низколетящих вертолетов, самолеты-перехватчики не представляли угрозы. Полковник Ю.Шварев, до конца не веривший, что гражданские пилоты, смогут справиться с управлением Ми-24, увидев заходящие на посадку вертолеты, в сердцах загнул трехэтажным матом, и, усевшись рядом со своими подчиненными в ожидавший РАФик, уехал. А еще через день в Забрате приземлился последний, девятый, вертолет. На день перелета, он был выведен из строя, и потому оставался в Сангачалах, но техники привели его в порядок, и машина встала в строй.
Отсутствие военных пилотов не давало возможности применить вертолеты в боевых действиях, и потому на задания вылетали два вертолета, летчики которых перешли на службу в Азербайджанскую армию вместе с машинами. Несколько пилотов из авиаотряда, среди которых был и Закир, изъявили желание переквалифицироваться на боевые машины. Пилотов стали ускоренным методом готовить. В этом большая заслуга принадлежала летчику-инструктору, майору С.А.Сенюшкину и летчику 1 класса, капитану Е.Н. Карлову. Оба они погибли. Оба удостоены высокого звания «Национальный Герой Азербайджана» посмертно. Окончательное решение перейти на военную службу, у ребят сформировалось после Ходжалинской трагедии, когда они своими глазами увидели результаты бойни этой грязной войны. Не знаю, что было причиной информационной неосведомленности республики (скорее всего политическая напряженность), но население еще не знало о трагедии в Ходжалах. События тех дней происходили в то время, когда в регион с посреднической миссией прибыл министр иностранных дел Ирана Али Акбар Вилаяти. Он 25 февраля встретился в Баку с руководством Азербайджана, и 27 числа должен был вылететь в Карабах, а затем и в Армению. В связи с этим, стороны договорились о прекращения огня, и народ с надеждой ждал результатов иранской миссии. Результат оказался плачевным. В ночь с 25 на 26 февраля, армянские формирования, нарушив договор о прекращении огня, штурмовали г. Ходжалы. В Ханкенди (Степанокерте) не захотели встретиться с Вилаяти, объяснив это, отсутствием гарантий его безопасности. Да и как там могли бы встретиться с ним после того, как ими так коварно была проигнорирована договоренность, а целый город вместе с жителями подвергся варварскому уничтожению? Вместе с военными летчиками в качестве операторов вылетали пилоты из авиаотряда. 27 февраля Закир в одном из таких вылетов, прикрывал гражданскую «вертушку», совершавшую облет места трагедии, выискивая уцелевших. Это оказалось невыполнимой задачей под шквальным огнем армянских формирований. В те дни азербайджанские силы не смогли прорваться на помощь ходжалинцам, а безответственные заявления, что именно они учинили расправу над своими согражданами, делались армянской стороной, чтобы скрыть свои преступления от широких кругов общественности. Попытки вывезти трупы, также оказывались безуспешными. Жена Закира, Ирада ханум, за время совместной с ним жизни привыкла ждать его после каждого рабочего дня. Закир никогда не звонил и не предупреждал, если задерживался по работе, и всегда просил: «Ложись, отдыхай, не надо меня ждать. Мало ли куда меня отправят, и где мне придется заночевать». Ирада ханум соглашалась с мужем, но все равно, с завидным упорством верной подруги ждала. Ждала каждый день, чтобы подать полотенце, разогреть ужин и накрыть на стол. Ждала, чтобы рассказать Закиру о проказницах девчушках-погодках, которых он нежно любил, радовался жизни вместе с ними, и каждую слезинку, пролитую ими, считал для себя трагедией, и готов был отдать полжизни, лишь бы дети не плакали. В тот день, уложив девчат спать, Ирада коротала время, сидя с книгой в руках. Закир, вернулся домой глубокой ночью. Умывшись, он отказался от еды. Молча, не включая свет, пододвинул стул к духовке печи, и, уронив голову на руки, в бессильной ярости беззвучно плакал. Ирада ни разу не видавшая мужа плачущим, не понимала, что случилось, пыталась что-то добиться от него и как-то успокоить, но безуспешно. — Я прошу тебя, не трогай меня сейчас, пожалуйста. Потом. — Да в чем дело? Что случилось? На тебе лица нет. Ты никогда не был в таком состоянии. — А я никогда и не видел такого. Я читал о зверствах фашистов, смотрел хронику и в кино, но никогда не мог представить себе подобного. То, что я видел сегодня, сделали не люди. Это — изверги. Не могли нормальные люди творить подобное. Не могу в это поверить. И она, усевшись рядом, слушала его сбивчивый, встревоженный рассказ, прижимала его голову к груди, и словно маленького мальчика, кем-то обиженного, гладила по волосам, приговаривая: — Успокойся. Все образуется. А что образуется? Она и сама не знала, и понимала, что погибших в ту февральскую ночь, не вернуть к жизни, а для того, чтобы «все образовалось», понадобятся годы. На следующий день, Закир вернулся домой в форме военного летчика. Пожалуй, в армии трудно было найти человека, которому так бы не шла форма. Даже в форме — это был гражданский человек. Он опытный летчик первого класса, высоко ценимый в авиаотряде, выполнявший самые сложные задания, стал вторым пилотом на боевой машине, изучая ее возможности и осваивая тактику воздушного боя. Через месяц Закир Юсифов подтвердит квалификацию летчика первого класса для пилотирования боевых машин. 29 февраля, когда пилоты «АЗАЛПАНХА» получили задание вывезти жителей села Умудлу, в одном из «крокодилов», прикрывавших гражданскую «восьмерку», находился Закир. В селе не оказалось ни одного человека, и экипажи вернулись в Агдам. Шла дозаправка вертолетов, когда поступила команда лететь к селу Шелли. Что там произошло, они не знали, и летели, чтобы, как обычно, перевезти жителей. Позже, уцелевшие в том аду, рассказывали — армянские вертолеты с карателями в белых маскхалатах на борту, вели поиск людей в лесных массивах. Отдельные группы беженцев, выходившие из леса, расстреливались или захватывались в плен. Уже на подлете, командир Ми-8 услышал команду в наушниках: — «Восьмерка», гаси скорость. Бери вправо и садись. Командир «восьмерки», Бахлул, перескочив бугор, вышел на Ходжалинское ущелье, и посадил машину на ближайший холм. Мелкая дрожь прошла по телу. Он увидел страшную картину. На сколько хватало глаз, всюду валялись обезображенные трупы. Здесь царила смерть. Смерть, холод и трупы. Трупы стариков и женщин, детей и взрослых, расстрелянных, замерзших, раздавленных гусеницами. — «Восьмерка», твою мать, ты, что на параде? Тебя же ведь просматривают со всех сторон. Немедленно, переместись, — услышал Бахлул голос Закира, а по обшивке вертолета, будто горох, с тупым звуком, стали биться пули. «Слава Богу! Пронесло, не задело», — подумал пилот, удаляясь на более безопасное место, в овраг. Но туда, где только что сидела «восьмерка», приземлился вертолет Закира, и из него выскочил журналист с камерой в руках — Чингиз Мустафаев. Двадцатьчетверка взмыла, прикрывая оператора с воздуха, и в холм, откуда поднялся вертолет, врезался снаряд. Камера Чингиза, заплясала в руках от взрывной волны, но он в окружении отстреливающихся бойцов, продолжал съемку, так называемого, «гуманитарного коридора» и его результатов. Эти кадры облетели весь мир, и человечество смогло убедиться в «цивилизованности и отличие, от азербайджанского, менталитете». По роковому стечению обстоятельств, на следующий день, сопровождая иностранных журналистов, и мне пришлось увидеть своими глазами ту мрачную картину, на всю жизнь оставшуюся в памяти. В те дни, всегда улыбающийся Закир, помрачнел, на глазах постарел. Я никогда не верил, что человек в одночасье может поседеть, пока не увидал Закира. Его виски, словно припорошенные снегом, стали белыми, а лоб прорезала глубокая морщина — печать скорби. В том же день, мы узнали еще об одном печальном событии, произошедшем далеко от линии фронта. Группа, получив «добро» возвращаться на базу, направила машины в сторону Баку. Командир группы доложил, что возвращаются без потерь. В ответ, еле сдерживаемым от слез голосом, радистка Азиза, передала: «Давайте ребята, быстрее возвращайтесь. Здесь дела плохи». И, все. Что случилось? Почему дела плохи? Ничего не понятно. Ребята в неведении, выжимали из машин максимум. Приземлившись в Забрате, они узнали, что при выполнении учебного полета, потерпел аварию военный вертолет. Командир эскадрильи, проводив товарищей на боевое задание, распределил «молодежь» по учебным экипажам. Обычный день учебных полетов. Завершить учебный день должен был сам командир. Отработав задание, экипаж уже возвращался на базу, но в пригороде Баку, над озером возле поселка Новханы, вертолет потерпел крушение. Случайные свидетели рассказывали, что машина летела на малой высоте, и в какой-то момент, стала винтом цеплять воду. Гибель вертолета произошла в считанные секунды, но мы так и не смогли поднять вертолет со дна озера, и узнать причину аварии. В аварии погибли командир эскадрильи Я. Алиев, оператор Ф. Байрамов и летчик-инструктор С. Сенюшкин. Эта гибель вертолета и экипажа, стала первой потерей военной авиации. В далеком 56 году, в конце сентября, в семье рабочих НБНЗ Юсифовых, родился мальчик. Мальчика назвали Закиром. Существует поверье, что имя, данное человеку при рождении, в точности соответствует его образу жизни, по значению и смыслу. Мне трудно судить, действительно ли это так, или люди пытаются таким способом идеализировать и оправдать выбранные имена, которыми нарекают детей при рождении. В случае с Закиром это предположение полностью оправданно. Закир — слово арабского происхождения, и означает — мыслить, думать, помнить. Закир вобрал в себя все эти качества. С пятилетнего возраста, увлекшись шахматами, он стал учиться мыслить неординарно. Мальчишкой он понял, что в жизни можно многого добиться, стремясь к знаниям. Одаренный от природы, он быстро усваивал азы обучения, а пытливый ум, всегда тянул его к познаниям большим, чем это предусмотрено школьной программой. Закир любил изучать историю, и, будучи еще учеником средней школы, увлекся философией и Римским правом. Литература и история, математика и физика, физкультура и труд, стали его любимыми предметами. Он зачитывался романами Достоевского, вникая в смысл написанного, пытался разобраться и понять героев любимого автора. Увлечение философией и Римским правом сформировало в нем твердое желание стать юристом, и уже после окончания Сасовского летного училища, которое с успехом закончил, достиг желаемого. В восьмидесятом году, Закир поступил на юридический факультет АГУ (Азербайджанский государственный университет). Позже, когда он получил диплом юриста, но так и продолжал летать, жена спросила его: — Почему, если ты так любишь юриспруденция, не идешь работать по специальности? Закир очень просто ответил ей: — Такие, как я, там не нужны. Я никогда и никому не давал взяток, и тем более, не могу их брать. Больше они не возвращались к этой теме, но среди друзей и знакомых, Закир обрел славу человека, готового всегда дать юридическую консультацию. В любой спорной ситуации, он находил правильное решение, и коллеги часто обращались к нему за советом и помощью. Закир с детства увлекался гимнастикой, и благодаря упорным занятиям, в семнадцать лет выполнил нормативы кандидата в мастера спорта. Тройка неразлучных друзей — Жора Саркисян, Игорь Уваров и Закир, всегда вместе выезжали на соревнования, отстаивать честь школы. Позже, уже в летном училище, став мастером спорта, он возглавлял команду гимнастов. Можно только догадываться, как друзья переживали события января 90 года. Душой Закир понимал, что ни Жора, ни кто-то другой из соседей, не виновны в том, что происходит вокруг. Но как остановить разъяренную толпу, чем помочь людям, брошенным между жерновами сепаратизма и национализма? Ради каких непонятных идей, центральная власть пошла на поводу у безответственных политиканов, сделав тем самым, заложниками тысячи людей? Закир, так и не смог до конца понять и разобраться в случившейся трагедии, и он сделал тогда единственно правильный для себя выбор — спрятал семью друга. Он лично провожал друзей, когда они решили уехать в Россию. А после кровавых событий, пришел в парткомиссию и положил на стол партбилет и заявление с просьбой отчислить его из рядов партии. В заявлении, с обычной своей прямолинейностью, он написал: «Я не могу быть членом партии, которая уничтожает свой народ». В апреле Закира допустили к управлению «крокодилом», но первый самостоятельный вылет был омрачен. 11 апреля командир группы Е. Карлов, вводил в строй «молодежь». Отработав боевую задачу недалеко от Физули, группа, пересекая линию фронта, возвращалась домой. Трудно со стопроцентной уверенностью сказать, как и чем именно, была сбита машина командира, но в небе вдруг вспыхнул факел, и вертолет горящей бесформенной массой рухнул на землю. Уже на земле, усилиями поисковой спасательной службы, смогли загасить пламя, но спасти экипаж не удалось. Из изуродованной машины вытащили обгоревшие тела интернационального экипажа. Е. Карлов (русский) с товарищами, оператором старшим лейтенантом Ф. Мусаевым (лезгин) и двумя бортстрелками, Т. Фараджевым и Г. Гасановым (азербайджанцы), воевавшие за территориальную целостность Азербайджана, погибли смертью храбрых. Гибель товарищей лишний раз показала, что у войны не бывает любимчиков, а у судьбы свои счеты к каждому из нас. Ребята погибли после выполнения боевого задания, возвращаясь на базу, когда уже, вроде бы, ничто не угрожало их жизням. Гибель этого экипажа открыла счет боевых потерь азербайджанской авиации в 1992 году, но она, отнюдь, не сломила дух авиаторов. Летчики продолжали наносить значительные урон живой силе и технике противника. С каждым днем они совершенствовали боевую выучку, проявляя чудеса храбрости. 15 мая, в Агдамском районе над селением Гюлаблы, армянам удалось сбить еще один вертолет. Машина не слушалась управления, но пилотам удалось покинуть ее, и спуститься на парашютах. Оба пилота приземлились на территории противника. С земли, противоборствующие стороны наблюдали за спуском парашютов, и азербайджанский батальон предпринял атаку, ради спасения пилотов. Командир попал в плен, но второй пилот приземлился в зарослях кустарника ближе к своим позициям. Р. Ширинова нашли без труда, но к моменту освобождения Алексея, тому уже основательно «намяли бока». Отступая, армяне не захотели возиться с пленным, потому, они просто выпустили автоматную очередь по пилоту. Долго еще телевидение 1 канала демонстрировало удостоверение личности офицера, крича на всю страну, что на стороне азербайджанцев воюют русские наемники (будто генерал А.Зеневич и другие, воевавшие на их стороне — этнические армяне). К счастью, раны оказались не смертельными, и Алексей после выздоровления смог встать в строй. В летнюю кампанию 1992 года, части Азербайджанской армии, развили успех на Агдаринском направлении, в чем большую роль сыграли вертолетчики. Своими дерзкими атаками, они наводили панический страх на противника. Но успешное наступление наземных сил захлебнулось, и войскам пришлось отступить. В те дни, вертолетная эскадрилья работала на износ. На боевые задания летчики вылетали парами. Одной из этих пар, была пара двух Закиров (Закир Юсифов и Закир Меджидов). 6 августа в пределах населенного пункта Касапет Агдаринского участка фронта, где были сосредоточены значительные силы противника, два Закира поддерживали с воздуха наступление азербайджанской бригады. Ведущий группы Закир Юсифов, отдал распоряжение ведомому: — Закручиваем «карусель», — и на предельно низкой высоте, падает на позиции противника. Произведя одно нажатие, он выходил из боя, и его место занимал З.Меджидов. На втором заходе, Закир на мгновенье потерял из виду своего ведомого. Он отработал последние пуски, и, выходя из боя, увидел на земле горящую машину. Поисково-спасательный вертолет, под обстрелом противника, совершил посадку возле сбитой машины и собрал фрагменты частей тел. Так погибли боевые товарищи: Закир Меджидов, Руслан Половинко и Джаваншир Рагимов, но до сих пор нет стопроцентной уверенности их гибели. Судите сами. Узнать по фрагментам частей тел того или иного человека, было не возможно, а тело стрелка нашли через месяц за пару километров от места падения вертолета. Хочется верить, что хотя бы двое из героического экипажа, живы. Но думаю, если они и живы, то, наверное, завидуют мертвым. Как старший группы, Закир казнил и не мог простить себя за гибель товарищей, и с того дня, словно ища смерти, выполнял самые ответственные полеты, наводя ужас на противника. С постоянным упорством, напористостью и бесстрашием, он бросал вертолет в самую гущу боевых действий, игнорируя инстинкт самосохранения, но оберегая своих ведомых. Сколько раз товарищи пеняли ему, что он безрассуден, и просили быть немного осмотрительнее, но его «крокодил» продолжал появляться в самых неожиданных местах. За ним устроили настоящую охоту, но он удачно обходил засады, появляясь там, где его не ждали. За то его всегда ждали на базе, зная, что он не совершал грубых вылетов, и, что в его прицеле никогда не было мирных людей, детей и женщин. А однажды, незадолго до гибели, он преподнес нашей авиации, поистине дорогой подарок. Шли ожесточенные бои на подступах к Кубатлам. Армянские формирования, развив наступление, буквально выдавливали наши войска при поддержке своих штурмовых вертолетов. В тот осенний день по нашим позициям работало сразу три Ми-24, из которых армяне потеряли две машины, а третий вертолет ушел с повреждениями. К счастью для пилотов, никто не пострадал, но одна машина сгорела полностью. Второй вертолет, совершил посадку, пытаясь забрать экипаж, но в этот момент, выстрелом из гранатомета, был выведен из строя. Граната попала в радиоотсек, и повредила гидросистему вертолета. Третий вертолет забрал оба экипажа подбитых машин, но и сам, получив повреждение, смог-таки улететь. Противник наступал, пытаясь отбить поврежденную машину, но доставленный на «двушке» к месту посадки техник, сумел под непрекращающимся огнем, устранить повреждение. Десять часов понадобилось ему, чтобы как-то починить машину, а когда работа была завершена, к месту аварии, на вертолете ПСС, были доставлены Закир Юсифов и оператор. Они перегнали вертолет на базу, а через несколько дней, полностью восстановленная машина, была введена в боевой порядок. Почти после каждого вылета, вертолет Закира возвращался на базу изрешеченный пулями, но он вновь и вновь появлялся над позициями противника, как заговоренный. Не раз мне приходилось слышать рассказы от пленных армянских солдат, с почтеньем отзывавшихся, о неудержимой храбрости пилота. Приближалась первая годовщина вновь созданных ВС. Эскадрилья готовилась к параду, пролетая над аэродромом в воздушном строю, когда поврежденный вертолет Закира приземлился на площадке. Техники пытались проволынить, чтобы дать отдохнуть командиру, и пообещали к обеду завтрашнего дня отремонтировать машину. Может быть, с кем-то и прошел бы подобный «трюк», но только не с Закиром. Обложив технарей матом, он выхватил из кобуры пистолет, и коротко, но ясно пригрозил: — Если через час вертолет не будет готов, расстреляю. Он еще находился в легкой дреме, прикорнув на кровати в комнате отдыха, когда доложили, что вертолет готов к вылету. Закир сразу же вылетел к своему напарнику, Ханлару, ждавшему в Агджебеди, а через день к ним присоединились и отлетавшие в парадном строю товарищи. Каждый день для Ирады ханум начинался с просьбы у Всевышнего, чтобы Закир вернулся домой невредимым. А где-то там, далеко, на той стороне, с такой же молитвой обращалась к Богу, армянская женщина — жена, мать, сестра. Она подолгу всматривалась в небо, будто хотела увидеть в нем вертолет Закира. Бывало, он несколько дней не появлялся дома, и эти дни были настоящей пыткой, и проходили в тревоге, неизвестности и томительном ожидании. В Баку не было военного положения, а она каждый день воевала рядом с ним, кляня всех, кто развязал эту проклятую войну. В редкие часы отдыха, когда Закир бывал дома, Ирада допытывалась у него: — Что чувствуешь ты? У тебя есть ненависть к армянам? — Знаешь, у меня никогда не было к ним даже неприязни. Поначалу, появилось чувство обиды, досады, что ли. Мы же жили рядом, учились, работали, делились последним куском хлеба, а что вышло. Я же ради Жорика, любому, хоть сейчас, глотку готов порвать. А сколько у меня, кроме него, было друзей, знакомых, соседей? Как их можно было ненавидеть? Но в Ходжалах во мне что-то сломалось. Я ведь представить себе не могу, что такой же армянин, как Жорка, смог сотворить подобное. Тогда я был, как бы, между двух армян. С одной стороны друг Жора, с другой — враг со звериным оскалом. А смерть Закира меня переломала. Я должен мстить за гибель моих товарищей. Я должен многое успеть, но, видно, не долго мне осталось. Что-то я задержался в этой жизни. — Что ты такое говоришь? Как может человек задержаться в жизни? — Я знаю. Там, — он ткнул пальцем вверх, — меня давно ждут. — Иж ты, куда тебя занесло? — пытаясь превратить в шутку, ворчала она, — А твоих детей, кто будет поднимать? Кому, кроме отца, выдавать девочек замуж? А, кто их будет любить больше, чем отец? — Ты, моя хорошая. Все — ты! Ты сможешь любить их за двоих, за себя и за меня — я знаю. Ты же у нас сильная, волевая (Ирада, в переводе на русский язык — Воля, твердость духа). Ирада понимала, что он не шутит, и после таких разговоров, у нее оставался тяжелый осадок на душе, и она в очередной раз отправляла его на… даже себе она не хотела признаваться, что отправляет мужа не на работу, а на войну. В тот день, Ирада ханум проснулась раньше мужа. Не суетясь, приготовила ему завтрак, но он все спал, хотя будильник уже во второй раз пиликал ему побудку. «Поздно вернулся, пусть поспит еще чуть-чуть», — подумала она. Минут через 15-20, все же решила разбудить Закира. Он вскочил, ворча, что опаздывает. Приведя себя в порядок, быстро оделся, поцеловал, как обычно жену на прощанье, и побежал вниз по лестнице. Ирада кинула взгляд на остывающий на столе завтрак, и вышла на балкон. Не оборачиваясь (никогда не оборачивался, говорил — плохая примета), он спешил на службу. Ветер парусом раздувал его куртку, а у нее промелькнула мысль: «Вернется, отправлю его в парикмахерскую». Тогда она еще не могла знать, что видит его удаляющуюся фигуру в последний раз. С утра, для получения боевого задания, командиры экипажей вылетели в штаб, расположенный в селении Ханлык. В Кубатлинском районе, близь населенного пункта Сафиан, сосредоточились силы противника. Для их уничтожения и поддержки наземных сил, были отправлены три вертолета. Закир, как обычно ставил задачу: — Первым иду я. Второй Бахлул. Третий Ханлар. Я отстреливаюсь одним нажатием, ухожу правым, и прикрываю Ханлара. Бахлул, отстреливаешься двумя нажатиями. Уходишь вправо вверх на безопасное расстояние, и прикрываешь нас управляемой ракетой. Ханлар, заходишь одним нажатием, я за тобой. Затем ты делаешь второй заход, я прикрываю тебя пушкой. Все экипажи, открутив «карусель», четко выполнили поставленную задачу. Отработав, Закир дает команду: «Уходим! Группа, порядок. Домой.» Бахлул с упреждением вывел машину вперед, и встал первым. Следом шли Ханлар и Закир. Обычно, после выхода из боя, вертолеты уходили на малых высотах, используя для маскировки местность: ущелья, овраги, русла рек, холмы и лесные массивы. И в этот раз группа возвращалась вдоль оврага на предельно малой высоте. Но через некоторое время, Бахлул услышал голос Ханлара: «Второй, подтянись». Еще через несколько минут: «Второй, подтянись». В Агджебеди, на аэродром, один за другим приземлились Бахлул и Ханлар, и на посадку уже заходила «восьмерка» ПСС. — Валера, где Закир. — Не знаю. Я его не видел. — Поднимись повыше, может быть где-то на вынужденной. Закира не было видно. «Восьмерку» дозаправили не выключая двигатель, и Бахлул вместо второго пилота вылетел обратно по пройденному маршруту, а следом, на Ми-2, вылетел Ханлар. Возвращаясь, Бахлул неустанно вызывал Закира, но эфир молчал. В тот день погода стояла прекрасная, и видимость для пилотов была отличной, поэтому они быстро заметили поднимающийся от земли, столб черного дыма. Вдоль дороги на Кубатлы, на холме, далеко от линии фронта, ребята увидели остов разрушенного вертолета, вокруг которого столпились местные жители. Они уже успели сбить огонь, и вытащить из машины тела погибшего экипажа. Приземлившись, ребята расспросили людей и обследовали местность. Вверх по склону холма шли следы от цепляющихся за землю пилонов, а сам вертолет развалился на вершине. Экипаж не заметил повреждения, пока приборы не показали отсутствия жидкости в гидросистеме. Справиться с управлением вертолета, летчики уже не могли. Так погиб один из славных экипажей молодой военной авиации, завершив цепочку своих потерь в 1992 году. Бахлул управляя вертолетом, возвращался в Баку. На борту были тела погибших товарищей, а он еще не представлял, как сможет сказать сестре, Ираде, о гибели ее мужа. На похороны Закира собралось много народа. Здесь были близкие люди, родные, друзья, и совсем не знакомые между собой, но их всех объединяло одно — любовь к Закиру. Ведь он на протяжении всей жизни, оставался любимчиком и душой любой компании. Через несколько дней, почтальон принес телеграмму из Москвы. Ирада ханум, прочтя послание, хотела в сердцах разорвать этот листок бумаги, но память о Закире остановила ее. Она, расправив листок, положив его на подушку Закира, будто предлагая ему прочесть слова друга: «Не могу поверить в гибель Закира. Скорблю вместе с вами. Обнимаю. Аллах рехмет элясин. Жора»
Аяз Мамедов
http://artofwar.ru/m/mamedow_a_a/text_0140.shtml?fbclid=IwAR0CkdKFeys9J4bLswVLXm02K12mWoCaOvNVnitfaojqORjgCmVSdWGMM_E
www.novayaepoxa.com
