Редактор
Соединенные Штаты готовят переброску части своих противоракетных установок «Патриот», дислоцированные в Иордании, в Бахрейн и Кувейт, которые расположены неподалеку от Ирана. Развертывание ПВО «Патриот» в этих арабских странах позволит США контролировать небо над Персидским Заливом. Параллельно с этим осложняется ситуация в Афганистане, где под натиском Талибана афганская армия одна за другой оставляет провинции страны, что представляет угрозу геополитическим интересам России в регионе.
Ситуацию на Ближнем Востоке, также в Афганистане и Центральной Азии обсудили с российским экспертом, доктором политических наук, заместителем генерального директора Центра стратегических оценок и прогнозов Игорем Панкратенко.
— По-вашему, США этим пытаются создать надежный щит для своих союзников, арабских монархов, от иранских ракет в будущем? Если это так, значит, высока вероятность новой войны на Ближнем Востоке?
— Не стану оценивать происходящее столь категорично. Программа «Персо-ПРО», как я ее называю, реализуется с 2010 года, и то, что вы описываете — как раз плановые работы по развертыванию противоракетного щита, которым монархии Залива планируют прикрыться от атак Ирана.
Другой вопрос — как связано «Персо-ПРО» с политикой этих монархий в отношении Тегерана. Ответ достаточно однозначен: противоракетный щит придаст им уверенности в том, что широкомасштабная подрывная деятельность, которую они разворачивают в последнее время против Ирана, останется относительно безнаказанной. То есть, ответный удар Тегерана не нанесет неприемлемого ущерба.
Мы с вами достаточно часто обсуждаем перспективы вооруженного конфликта, который может возникнуть у Ирана с США, Израилем, монархиями Залива. И, очевидно, нам нужно окончательно сформулировать точку зрения на характер этого конфликта. Для меня очевидно, что никакого классического военного столкновения здесь не будет. Есть такое выражение: «генералы всегда готовятся к прошлой войне». Очевидно, это справедливо и для некоторых комментаторов.
То главное, что нужно понимать — в мире многое изменилось, в том числе — и в способах достижения тех целей, которые решались раньше полномасштабными вооруженными столкновениями, в которых «Бог на стороне больших батальонов».
Когда «маленький принц», наследник трона Саудовской Аравии принц Мухаммед бин Салман, второе, а в отдельных вопросах — и первое лицо Королевства в прошлом году сказал, что ««мы не будем ждать битвы с ними [иранцами — И.П.] на земле Саудовской Аравии, мы сделаем все, чтобы сражение шло у них в Иране» — он имел в первую очередь именно «необъявленную» войну. Войну, которая включает в себя полный набор специальных операций — от организации массовых беспорядков до точечных ликвидаций, диверсий и актов саботажа.
Яркий пример такой тактики — происходящее сейчас в «национальных окраинах» Ирана, включая сюда, безусловно, недавний теракт в Ахвазе. Так что в действительности — война уже идет.
— Результат гражданской войны в Сирии показывает, что США не смогли осуществить свой план по свержению режима Асада, что сильно бьет по международному имиджу Вашингтона. По-вашему, какие сюрпризы готовят американцы в Сирии? Насколько вероятен реванш ИГ и его «дочерних» ячеек в Сирии и Ираке? Ведь у США практически не осталось опоры в регионе кроме курдов, из-за которых отношения Вашингтона находятся на грани разрыва со своим давним союзником — Анкарой, и неохотно делает ставку на них…
— А разве гражданская война в Сирии окончена? На мой взгляд, ситуация там находится в неустойчивом равновесии, которое не может продолжаться долго. Тем более, что в отношении Асада у всех воюющих против Дамаска внутренних и внешних игроков существует полный консенсус — ему нет места в будущем страны.
Сейчас идет перегруппировка сил, просчет вариантов наиболее оптимальных действий — то есть, нормальный такой подготовительный период для окончательного решения сирийского вопроса антиасадовской коалицией. Кроме того, чем дальше — тем больше нарастают противоречия в треугольнике Москва-Анкара-Тегеран, словом, все в динамике, и динамика эта для Асада и его клана, скажем так, не слишком благоприятная.
Нужно учитывать еще и то, что сейчас приоритеты антиасадовской коалиции несколько сместились. Сегодня принципиальным вопросом становится не будущее Асада, а иранское присутствие в Сирии, с которым США, Израиль и их арабские союзники намерены решительно бороться. Кстати, смею вас заверить, что демонстративная поставка в Сирию российских С-300 и сопутствующих средств — о которой вчера Сергей Шойгу докладывал на оперативное совещании Владимира Путина с постоянными членами Совета Безопасности — препятствием к этому не станет. Словом, сейчас не время для прогнозов, сейчас время кропотливой работы — отслеживание динамики происходящего, сбор информации из всех доступных источников и изучение любых телодвижений внешних игроков сирийского конфликта.
Что же касается реванша ИГ… В том виде, как это имело место быть в 13-14 годах, это, конечно, невозможно. Хотя бы потому, что руководство ИГ сделало достаточно грамотные выводу из собственных неудач. И, соответственно, поменяло тактику. Территориальные приобретения и овладение географическими пунктами на нынешнем этапе для ИГ не имеют особого значения. Приоритетом является установление негласного контроля, своего рода «ночной администрации» на территориях присутствия, расширение подпольных сетей и, разумеется, работа с источниками финансирования собственной деятельности, которая, в частности, подразумевает установление контроля над традиционными криминальными сферами — контрабандой, черным рынком оружия и так далее. Крайне, кстати, интересная тема, на которую мало кто обращает внимание.
— В одной из своих статей вы затронули тему экспансии Турции в Центральную Азию и утверждали, что новая политика Анкары в регионе и внешнеполитический курс стран региона кардинально изменились в соответствии с изменением ситуации на геополитической арене, и турецкое влияние растет быстрее, чем 10-20 лет тому назад. Россия и на этот раз опасается, что «чужой» вторгается в его «огород»? Но, разве не было бы лучше и выгоднее для России укрепление Турции в Центральной Азии, чем экспансия Китая в регион? Турция ведь может создать какой-то баланс, и только в пользу Москвы, чтобы «желтый дракон» не смог полностью поглотить регион…
— Знаете, здесь как раз тот случай, о котором кратко, емко и совершенно исчерпывающе выразился один из самых блестящих современных аналитиков, мой друг профессор Тогрул Исмаил: «Ну вот нет в нынешней российской политике изящества и шарма». И это действительно так.
Вот смотрите, что делает президент Узбекистана Шавкат Миромонович Мирзиёев, которому я, наблюдая за его политикой, не перестаю в душе аплодировать. После крайне успешного визита в Индию, получилась так, что за право присутствия в экономике соревнуются теперь Пекин, Анкара, Сеул и Нью-Дели. Согласитесь, это прекрасная ситуация, открывающая перед Ташкентом огромные возможности.
Посмотрите, как действует в ряде ситуаций Пекин, только делайте это не на основании того, что пишут некоторые «специалисты», а на основе фактов. Он не претендует на пафосный статус, избегает брать на себя дополнительные политические обременения. Его вполне устраивает, что «производством безопасности» занимаются другие — США, Россия, кто угодно. А он спокойно этим пользуется — военно-политический ресурс тратят другие, а в выигрыше остается Китай.
К моему глубокому сожалению, нынешний правящий класс России по целому ряду причин на подобную игру не способен. Видимо, резкое «вставание с колен» и странные представления об окружающем мире что-то повредили в политическом организме…
— Китай предлагает Турции совместные проекты в Центральной Азии, осознавая кровные, культурные узы, связывающие Турцию с тюркским миром, тем заманивает Анкару в свою сторону, что идет вразрез с интересами России. Почему кроме военного присутствия Москву ничего не интересует в регионе? Это может привести к полному провалу российской стратегии в Центральной Азии?
— Глубокий вопрос, требующий столь же глубокого ответа… Знаете, в бесконечно далеком теперь 2000 году, в преддверии своих первых выборов, на извечный отечественный вопрос о том, в чем заключается национальная идея России, ответил гениально — «в конкурентоспособности». Скажу даже больше, пусть кто-то и сочтет это не совсем уместным — именно после этого ответа я стал, и длительное время оставался убежденным сторонником президента.
Но трагедия моей страны заключается в том, что рывок, заключавшийся в этом ответе, ответе, наиболее адекватном для XXI века, так и не состоялся. Почему не смогли, почему от этого отказался сам Путин — отдельная тема. Здесь и сейчас просто зафиксируем то обстоятельство, что сегодня Кремль способен предлагать той же Центральной Азии только один товар — страх. Страх перед «цветными революциями», «агрессией исламистов», «рукой Запада» или «китайской колонизацией». От которого он же предлагает и лекарство в виде «интеграционных проектов» — членство в ЕАЭС и/или ОДКБ.
Проблема в том, что товар-то явно лежалый, с гнильцой и совершенно устаревший. Заметьте, что действительно важные для современного мира вещи — инвестиции, инфраструктурные проекты, технологии, научные и образовательные программы — это все в торговом предложении Кремля региону практически не присутствует. В многом и потому, что у него самого этого нет.
Поэтому не должно вызывать удивления то, что предложения, которые делает государствам Центральной Азии (и не только им) все чаще встречают отказ. Кто-то делает это более, кто-то менее категорично, это не так уж и принципиально. Правящий класс России и обслуживающий его идеологический аппарат никак не могут уяснить, что в исторической перспективе битва между айфоном и танком «Армата» всегда заканчивается поражением именно последнего.
— Отдельная тема Афганистан, где Талибан рвется к власти, и даже в некоторых провинциях контролирует ситуацию… Россия ведет переговоры с талибами, обещает исключить их списка террористических организаций, комплиментарно отзывается о лидере ИПА Гульбеддине Хекматиаре, в сентябре пыталась организовать Международную конференцию по Афганистану. Какова новая афганская стратегия Кремля? Или она такая же устаревшая как центральноазиатская?
— Сразу замечу, что речь-то не о «нескольких провинциях». Правительственные источники в Кабуле утверждают, что талибы контролируют 44% территории страны, сами талибы говорят о контроле над 61% Афганистана. Понятно, что истина где-то в районе половины афганской территории. А это, собственно, означает, что официальный Кабул и Талибан сегодня — две главные политические силы в стране. И без признания талибов полноправными участниками политического процесса, без предоставления им права участвовать в политической жизни, без включения их во власть — говорить об урегулировании ситуации в стране смысла не больше, чем обсуждать количество ангелов, которые могут уместиться на кончике иглы.
Теперь по сути вашего вопроса. Если коротко, то вся суть «афганского проекта» Кремля заключается в попытке в очередной раз продемонстрировать статус России как мировой державы, способной решать любые сложнейшие международные конфликты. В результате чего — повысить свою значимость для Вашингтона и Пекина. Именно этим обусловлены все телодвижения Москвы на афганском направлении, которые она активно демонстрировала в последние месяцы. То есть, это, по большому счету, никакой не «проект», а некий план, который к тому же получил поддержку некоторых групп в российской правящей элите. Не более того.
К тому же, есть, как минимум, три серьезных обстоятельства, которые делают самостоятельную партию Москвы на афганском направлении практически невозможной. Во-первых, часть руководства Талибана вполне справедливо более заинтересовано в переговорах именно с США, либо его доверенной стороной. И еще — в участии в этом процессе Пекина. Причем, заинтересованы талибы в этом куда больше, чем в диалоге с Москвой.
В чем, кстати, и это просто уникальное явление, лидеры Талибана полностью совпадают во взглядах с официальным Кабулом. Который также не приемлет претензий Москвы на ключевую роль в афганском урегулировании — и это второй принципиальный момент. Кабульские элиты ожесточенно грызутся между собой, но в отношении того, что российского участия в процессе совершенно нежелательно — между ними царит трогательное единодушие.
И, наконец, третье. По предложению Вашингтона основным посредником между кабулом и Талибаном стал Ташкент. Который сумел предложить новый подход к проблеме «легализации» Талибана и его «вхождению во власть» — через участие талибов в серьезных экономических проектах, в частности — ТАПИ. С чем негласно согласились в Пекине, Исламабаде и Нью-Дели.
То есть, пытаясь провести самостоятельную партию в Афганистане — Москва явно переоценивает свои возможности. И недооценивает собственную «токсичность» даже для тех вовлеченных в этот процесс игроков, с кем у нее относительно нормальные отношения — тех же Китая, Пакистана, Ирана и Узбекистана. Выводы, думаю, очевидны.
Беседовал: Кавказ Омаров
www.novayaepoxa.com
