Юлия Осмоловская: «После агрессии со стороны РФ Украина может отказаться от статуса безъядерного государства»

На вопросы Novayaepoxa.Com — Новая Эпоха отвечает украинский эксперт, карьерный дипломат с 15-летним стажем работы в МИД Украины, профессиональный переговорщик, генеральный директор консалтинговой компании AB&D Group Юлия Осмоловская.

— Юлия, давайте начнем с экономики. При СССР УССР была одной из немногих республик, которая сама себя обеспечивала и заполняла общий бюджет империи. Самые стратегические предприятия советской промышленности были сосредоточены на территории трех славянских республик, одной из которых была Украина. В Украине имелись тяжелое машиностроение, авиастроение, военные заводы и другие крупные предприятия, которые после распада Советского Союза остались там. На фоне всего этого Украина до сих пор не смогла модернизировать эти предприятия и поддерживать их работу, что могло бы обеспечить высокие темпы роста ВВП страны. По-Вашему, кто «угробил» украинскую экономику?

— Действительно, если посмотреть на динамику роста ВВП Украины, тенденция выглядит не очень оптимистично. Если мы возьмем за 100% объём ВВП Украины в 1990 году, за все последующие годы после кризисных спадов ВВП в 2009, 2014 и 2019 годах, он так и не восстанавливался до предыдущего локального пика своего роста. Максимальный подъем уровня ВВП был зафиксирован в 2008 году (74,2% от уровня 1990 года). После падения в 2009 Украине удалось выровнять ВВП только до 69,5% от уровня 1990 года; с 2014 по 2018 годы ВВП восстановился только на уровне 62,7% в 2018 году (от 100% в 1990м). Сейчас же экономисты предрекают, что, отягощенный неблагоприятной мировой конъюнктурой пост-коронавирусного периода, ВВП Украины может продолжить падение и без радикального изменения существующей экономической политики, вряд ли, поднимется до уровня 60% от базовых показателей ВВП в 1990 году.

Ситуация, бесспорно, далека от желаемого. Но это не означает ее полную безнадежность. В настоящее время разрабатываются несколько индустриальных стратегий по изменению негативного тренда, которые будут представлены на рассмотрение нового украинского правительства в ближайшее время. Если будет принято волевое политическое решение о внедрении стратегии нового индустриального развития (а предпосылки к этому есть), то можно ожидать форсированный рост ВВП на уровне 7% в год в течении последующих нескольких лет. Это объективные данные, спрогнозированные на основе эконометрического моделирования командой экспертов ГП «Укрвнешпромэкспертиза».
Теперь о причинах того, что привело к нынешнему статусу-кво, и «кто виноват». Я не стану называть Вам конкретные персоналии, поскольку они здесь имеют второстепенное значение. Если мы также исключим из анализа такой внешний фактор как флуктуация мировой экономической конъюнктуры, то я бы выделила следующие:

1) Мировоззренческий принцип делегирования ответственности за конечные решения в экономической политике. История более 7 десятков лет существования в системе СССР приучила нас к тому, что мы должны согласовывать свои экономические решения с внешним центром, который ставит финальный «одобрямс». Если во время СССР это была Москва, то после 1991 года (а в особенности, после 2004) ими становятся штаб-квартиры таких международных структур как МВФ, Мировой Банк, ЕБРР, ЕС, НАТО, ВТО и прочее. Понятно, что сначала такому подходу способствовало наше нахождение в коллективной экономической системе СССР и наличие достаточно высокой степени промышленной кооперации с другими республиками в его составе (в Украине только 20% всех предприятий имело законченный производственный цикл). После обретения независимости в 1991-м году Украина начала искать свое место в международной системе координат. При этом, акцент делался не на укрепление самодостаточности, а на «встраивание» своей экономики в интеграционные процессы в Европе. Объявив себя открытой экономикой (где более 50% ВВП формируется за счет экспортно-импортных связей), Украина не сопроводила это взвешенной внешнеэкономической стратегией с определением граничного допустимого уровня открытости каждого сектора экономики и амбициозной программой структурной перестройки своей промышленности, что обеспечило бы возможность лучше конкурировать на мировых рынках и выдерживать конкуренцию импортных товаров на внутреннем рынке. Мы поспешили присоединиться к Всемирной торговой организации, связав себя ее правилами, и подписали несбалансированное Соглашение о глубокой и всеобъемлющей зоне свободной торговли с ЕС. В итоге наша технологическая продукция не выдерживает международной конкуренции и не может эффективно развиваться. Здесь могла бы помочь грамотная государственная политика, направленная на создание «временных тепличных условий» для технологических отраслей-драйверов (например, авиастроение, космическая отрасль, военно-технический сектор). Но, увы, мы добровольно ограничили себя рамками либерализации в системе ВТО и ЗСТ с ЕС. Такой мировоззренческий подход характерен и для современного мышления. Отягощенные обязательствами по внешним кредитам и евроинтеграционными программными документами, мы уже, может быть, и хотели бы проводить более независимую самодостаточную политику, но вынуждены согласовывать свои подходы по экономическим реформам с внешними игроками.

2) Ресурсная беспечность. Общеизвестно, что Украина — все еще ресурсно обеспеченная страна. Наличие квалифицированных трудовых ресурсов, плодородной земли и полезных ископаемых предопределяет нашу некоторую расслабленность в части их эксплуатации. Мы продолжаем гордиться тем, что в свете грядущего мирового продовольственного кризиса наша страна входит в число лидеров, способных обеспечить потребности в продовольствии не только себя самой, но и ряда других стран… Вместе с тем, богатая ресурсонаделенность не стимулирует страны, ею обладающие, к интенсивному пути развития с использованием передовых технологий. И Украина здесь – не исключение. Со времени обретения независимости мы не вкладывали средства в дорогостоящие структурные реформы и обновление основных фондов обрабатывающей промышленности или сложного высокоточного машиностроения (где генерируется высокая добавленная стоимость). Мы компенсировали экономическую активность за счет развития аграрного и сырьевого секторов. Мы и сейчас продолжаем эксплуатировать наши ресурсы, забывая при этом, что они иссякаемые. Качество плодородной земли меняется в худшую сторону при засевах агрессивных культур (например, рапса). Количество и качество людского капитала падает по причине отрицательного прироста населения и оттока значительной части экономически активного населения в другие страны. Запасы полезных ископаемых (например, угля и руды) истощаются. В результате преобладания такого бизнес-мышления, Украина прочно закрепляется на треке аграрно-сырьевой экономики, которая уязвима к сезонным и конъюнктурным колебаниям, и генерирует невысокий ВВП.

3) Отсутствие экономической доктрины «что строим и как строим». Пребывание долгие годы в роли «младшего брата» в семье СССР не способствовало формированию способности «видеть целое и комплексное» в категориях государственной политики. Мышление экономических команд, которые приходили к власти в Украине в разные периоды, продолжало оставаться фрагментарным и ориентированным на короткий политический цикл. Системных экономических программных документов на период 5 и более лет не разрабатывалось. В результате, в настоящее время мы получили ситуацию т.н. «негативной деиндустриализации» (стагнации и сокращения удельного веса промышленности в экономике страны наряду с увеличением доли т.н. «первичных» секторов экономики – сельского хозяйства и добывающей промышленности). В настоящее время Украина продолжает экспериментировать с модными экономическими теориями пост-индустриального общества, либертарианства с примесями моделей «государства благосостояния», а целостной промышленной политики для развития авиастроения, ракето- и судостроения, станкостроения в этих экспериментах нет.

4) Ориентация на внешние источники заимствования как ресурс роста экономики. С 2008 года в парадигме правительственных команд Украины начинает преобладать убеждение, что рост украинской экономики невозможен за счет внутренних резервов. С этого времени начинается активная эксплуатация внешнего финансирования. За десять лет внешний долг Украины увеличился в 2,5 раза и, по данным НБУ, на конец 2019г. составил 121, 739 млрд долл. При этом мы определенно стали заложниками ситуации долгового бремени: кредитные ресурсы, которые мы заимствуем, не направляются как инвестиции в основные фонды доходообразующих отраслей, то есть, они не «перезапускают» экономику через внутренние драйверы роста. Это привело к тому, что уже в 2020 году мы аккумулировали такой объём внешнего долга, что новые кредиты нам уже необходимы для того, чтобы иметь возможность платить внешним кредиторам по своим предыдущим обязательствам.

— С момента распада СССР Украина берет финансовые заимствования из разных источников и аккумулирует долги. До последнего Майдана («Революции Достоинства» в 2014г.) западные кредиты были не столь актуальны, а теперь уже Киев задолжал крупную сумму внешним кредиторам, прежде всего — Всемирному банку и МВФ. Помимо этого, сегодня украинское правительство продолжает искать дополнительные источники заимствования, так как сумма, которую выделяют западные финансовые корпорации, оказалась недостаточной для решения проблем. Многие эксперты считают это катастрофой для Украины и утверждают, что такая национальная политика ставит под угрозу национальную безопасность страны. Как Вы думаете, насколько трагична данная ситуация в украинской экономике? Это – преувеличение или «в порядке вещей»?

— Как я уже говорила выше, каждое приходящее правительство Украины, начиная со времен президента В.Ющенко (2004-2010гг), не изменяло принципу поддержания жизнедеятельности государства за счет внешних ресурсов. Запуск внутренних драйверов роста за счет собственной промышленности требует времени, принятия непопулярных решений и значительных инвестиций. А каждая приходящая власть видит процессы в категориях одного-двух политических циклов, и, чаще всего, сквозь призму популизма: «как стать хорошим для избирателя здесь и сейчас». Но такой соблазн «быстрых денег» чреват системной проблемой: мы направляем эти ресурсы на покрытие текущих потребностей, а не в промышленность, которая способна генерировать доход, из чего мы можем потом расплатиться по своим обязательствам.
К сожалению, условия получения ресурсов от таких международных кредиторов как МВФ не позволяют нам направлять их по своему усмотрению в развитие экономики. Более того, они принуждают нас к проведению таких неподготовленных структурных преобразований (как, например, свободный оборот земель сельскохозяйственного значения), которые могут негативным образом отразиться на способности нашей аграрно-сырьевой экономики в долгосрочной перспективе «платить по счетам».

Мы уже за эти годы приучили себя к мысли «жить в кредит», и любое последующее правительство не видит в этом ничего зазорного. Вот и сейчас команда действующего президента В.Зеленского отчетливо демонстрирует согласие с таким подходом: «украинская экономика на краю дефолта; если не будет кредитов МВФ, — мы все обречены; поэтому, уж лучше мы примем требуемый закон о земле, пусть и в инфраструктурно неподготовленных условиях, но без кредитов МВФ мы пропадем». Это укоренившееся мышление «жить в долг» на уровне государственных управленческих команд Украины предопределяет соблазн при каждом обострении проблем искать решения в новых кредитах, а не внутри страны. Если не получается взять кредит у МВФ или Мирового банка, — будем идти и просить у дружественных нам государств или их объединений – США, ЕС, Канады, Японии и многих других.

Почему многие эксперты видят в этом риски для национальной безопасности? Это легко объяснить. Во-первых, они ориентируются на «успешные» кейсы долговой зависимости от МВФ ряда стран, которые получили от такой помощи только долгосрочные структурные проблемы. Во-вторых, такая экспозиционность Украины делает ее особенно уязвимой внешним факторам и атрофирует свойство самодостаточности национальной экономики. В-третьих, и это, пожалуй, самое главное, такая подчиненность условиям получения кредитов и другой помощи, дает возможность западным партнерам указывать Украине, кого нужно ставить на управление тех или иных государственных структур. Ведь не секрет, что очень многие назначения на высокие государственные позиции должны проходить через, своего рода, «кастинг» наших западных партнеров. В структурах управления государственных компаний (наблюдательных советах) очень много иностранных граждан. Если же назначение того или иного лица не было предварительно согласовано с нашими западными партнерами, то нередки случаи возникновения напряженности с кредиторами. Вот и сейчас, относительно автономное от Запада увольнение понятного западным партнерам Генерального прокурора Украины Р.Рябошапки и назначение на его место несогласованной с ними И.Венедиктовой было встречено партнерами по ЕС с некоторой тревогой, которую украинская сторона была вынуждена нейтрализовывать, проводя «разьяснительные» встречи с послами «Большой семерки». Еще пример: неоднозначные фигуры председателя правления НАК «Нафтогаз Украины» А.Коболева или главы Национального антикоррупционного бюро Украины А.Сытника. По причине того, что данные персоналии комфортны для США, новое политическое руководство Украины до сих пор не может их поменять, несмотря на ряд противоречивых оценок их профессиональной компетенции.

С моей точки зрения, конечно, мы не сможем одним волевым решением одномоментно освободиться от всех внешних заимствований, но аппетиты поумерить надо. Необходимо параллельно запускать программу индустриального роста (на основе отраслей с высокой добавленной стоимостью), договариваться о реструктуризации существующих кредитов и уменьшать новые. В противном случае, мы обречены оставаться «на игле международного кредитования» еще долгие годы. Это зависимость, которая существенно подтачивает основы национальной безопасности.

— Одна из стран, готовая выделить Украине дополнительный кредит, — это Азербайджан. На каком уровне сейчас находятся азербайджано-украинские отношения в политическом и экономическом плане? По-Вашему, какие недостатки и перспективы у этих отношений?

— Обращение ко всем, в том числе и к Азербайджану, с просьбой о помощи в условиях ухудшения мировой экономической конъюнктуры в период коронавируса – это еще одна иллюстрация живучести принципа у наших управляющих элит (независимо от персоналий): «Просить в долг не стыдно! Есть проблема, — есть решение: просим деньги! Как будем отдавать – решим потом». Хотя, если откровенно, кроме как из уст нашего президента В.Зеленского и одного из народных депутатов от правящей партии «Слуга народа», я пока подтверждения этой информации со стороны официальных властей Азербайджана не увидела. Впрочем, я не сомневаюсь, что такой разговор и обещание вполне могли иметь место. А значит, и результат. В своих предположениях я ориентируюсь на известные факты предоставления Азербайджаном ad-hoc помощи и на просьбу президента Беларуси А.Лукашенко, и в ответ на обращение бывшего президента Грузии М.Саакашвили. В этом плане, однозначно, общее прошлое в семье СССР создало позитивные стереотипы братства и взаимопомощи между большинством стран пространства СНГ, которые еще живучи в системе ценностей этого поколения политиков. Хотя, к сожалению, и здесь есть свои исключения, и мы о них хорошо знаем.

Самое время здесь поговорить об украинско-азербайджанских отношениях в целом. Не секрет, что в свое время эти отношения были выведены на уровень стратегических, и продолжают восприниматься таковыми. Действительно, Украине и Азербайджану есть что представить в копилке общих интересов, и не только на двустороннем уровне. Наши две страны являются партнерами в таких региональных объединениях и инициативах как ГУАМ, ОЧЭС, «Восточное партнерство ЕС». У нас есть ряд вопросов, в которых наши страны обе заинтересованы в геополитическом плане – безопасность в Черноморско-Каспийском регионе, энергетическая безопасность на основе диверсификации традиционных путей доставки энергоносителей в Европу, использование транзитного потенциала обоих стран по оси «Запад-Восток» и многое другое. Руководители Азербайджана, прежде всего, Гейдар Алиев и Ильхам Алиев, последовательно защищали идею территориальной целостности независимых постсоветских государств. Естественно, Украина высоко ценит поддержку Азербайджана и в нынешних непростых условиях. Не случайно, наш президент В.Зеленский уже в год своего избрания совершил визит в Баку во главе с многочисленной делегацией, состоящей из членов правительства и представителей бизнеса. Нам есть, о чем разговаривать, и точек соприкосновения огромное множество.

Вместе с тем, в любой, даже самой совершенной ситуации, всегда есть место для улучшения! В двусторонних экономических отношениях, к примеру, уровень товарооборота необходимо увеличивать. Если в 2010 году он составлял 1 млрд 400 долларов, то в 2016 упал почти в 4,8 раза до отметки в 320,31 млн долларов. В 2019 году этот показатель был уже более оптимистичным – 825,4 млн долларов, но все еще значительно ниже уровня 2010 года.
Также перспективным может выглядеть сотрудничество по линии Украина-Азербайджан-Турция. Здесь может идти речь о совместных коммерческих проектах, военно-техническом сотрудничестве, в области энергетики, региональной безопасности и другом. На сегодня имеет место постоянный диалог в этом треугольнике на уровне министерств иностранных дел наших государств. Хотя, хотелось бы видеть появление предметных амбициозных трехсторонних проектов. Тоже самое касается координации позиций Украины и Азербайджана в рамках региональных структур, таких как ОЧЭС и ГУАМ. Пока еще эти организации не достигли максимального пика своей результативности, хотя и были созданы более 20 лет назад. Вместе с тем, это сотрудничество приобретает все более актуальный характер ввиду ухудшения безопасности в Черноморском регионе, которая наблюдается в последние годы.

— Считаете ли Вы поддержку, оказываемую Украине в экономическом и политическом плане со стороны Запада достаточной, особенно в борьбе с российской агрессией? Какое общественное мнение по этому поводу? Со стороны складывается впечатление, что украинская общественность ожидает от Запада более активной помощи.

— Здесь необходимо принципиальное разделение вопроса на экономическую и политическую составляющие. В экономическом плане мы опять возвращаемся к психологии «вечного заемщика»: сколько нам денег не давай, все равно будет мало. Всегда найдутся дополнительные потребности, которые забыли предусмотреть. Нужно не забывать, что эффективность такой помощи ограничена условиями ее предоставления. Если мы берем деньги у Европейского Союза, мы должны с ним согласовать, на что эта помощь будет тратиться. Это не всегда отражает реальную потребность украинской экономики, поскольку в этом случае именно кредитор на основании своего видения определяет, что нужно Украине. А мы вынуждены с ними считаться, иначе, денег не получим. Но не может ЕС, США, ЕБРР, МВФ и пр. лучше самой Украины знать какая модель развития для нее наиболее выигрышна и превратит нас в современное развитое государство. Однако, повторюсь, мы ограничены в своем выборе. Таковы правила игры. А если наше правительство выбирает «внешнее руководство», значит, оно уже не суверенно в своих решениях.

Второй аспект любой помощи – уровень утилизации ресурсов и характер их использования. В нашей истории взаимоотношений с ЕС нам не всегда удавалось реализовать предоставляемые ресурсы в сроки, и в конце бюджетного периода такая помощь возвращалась обратно в ЕС на условиях необратимости. Характер использования ресурсов – «Ахиллесова пята» украинского руководства. Несмотря на все «предохранители» обеспечения полной прозрачности процесса и строгой подотчетности использования ресурсов, время от времени возникают коррупционные скандалы о ее использовании. В добавок к этому, у западной общественности (и части политического руководства стран-членов ЕС) укрепился прочный стереотип (небезосновательный) о продолжающемся достаточно высоком уровне коррупционного мышления в среде украинских чиновников, которое тяжело искоренить. К сожалению, запуск и работа системы антикоррупционных органов Украины (созданных при поддержке и финансировании ЕС и США) – Национального агентства предотвращения коррупции, Специализированной антикоррупционной прокуратуры, Национального антикоррупционного бюро Украины – демонстрируют низкую эффективность и отсутствие слаженности в работе. Помимо этого, сами топ-чиновники этих структур становились в разное время фигурантами коррупционных скандалов, что не может не отражаться на репутации этих антикоррупционных органов.

Третья проблема с помощью – некоторая схоластика самой экспертизы. В рамках этих программ приезжает большое количество экспертов, которые являются безупречными специалистами в своей области, но не имеют ни малейшего понятия об особенностях и специфике украинской среды. Ввиду этого, их решения и рекомендации красиво выглядят на бумаге, но в прикладном плане не могут быть реализованы в Украине.

Резюмируя, скажу, что в самом процессе предоставления помощи есть структурные несовершенства, о чем я сказала выше, которые делают утилизацию такой помощи низкоэффективной по определению. И дело вовсе не в размерах помощи, а в том, как она реализуется в Украине. Я больше чем уверена, что в идеальной ситуации, где нет вышеизложенных проблем, результативность даже этих объёмов была бы на порядок выше и ощутимее.

По вопросу политической поддержки Запада, особенно в условиях российской агрессии. Первое, что надо сказать, это о необходимости такой помощи. Россия ресурсно сильнее Украины в этом конфликте, что предопределяет асимметричность нашего противостояния. Для выравнивания ситуации нам необходим союзник, который выровняет баланс силы и заставит Россию считаться с нашими интересами. Теперь вопрос: кто может стать таким союзником? Одного ЕС нам явно недостаточно: Россия эффективно нейтрализует негативный эффект санкций ЕС и успешно играет на различиях интересов стран-членов Евросоюза, и Европы в целом, подрывая тем самым их консолидацию. Яркий пример этого – ситуация с возвращением российской делегации в Парламентскую ассамблею Совета Европы, где за это решение выступили также делегации Франции и Германии (наши партнеры по «Нормандскому формату», созданному как площадка между Украиной, Францией, Германией и РФ для урегулирования российско-украинского конфликта). Или перспективы продления санкций ЕС. Пока украинской дипломатии удается удерживать ситуацию, хотя консенсус периодически шатается. Но привели ли санкции к изменению политики РФ по отношению к Украине? Видим, что нет. Это и дает повод скептикам и лояльным к России политическим силам в ЕС ставить вопрос о целесообразности их продолжения, если они РФ не стимулируют к изменению поведения, а наносят экономический ущерб и самим странам ЕС. Предвижу, что в условиях экономической рецессии в Европе, спровоцированной коронавирусом, такие голоса будут слышны все чаще.

В противодействии российской агрессии Украина активно задействует такой механизм принуждения как решения международных судов. Однако, Россия ввела законодательные изменения, позволяющие ей не считаться с приматом международного законодательства над национальным, поэтому рассчитывать на воздействие этого механизма не приходится. Остается искать союзников среди стран, которые могут существенно повлиять на интересы России, и для нее это может быть чувствительно. К ним можно отнести США. Однако, в таком формате тоже есть небезопасная уловка: Россия и США, выходя на диалог, начинают размен по своим приоритетным интересам, и говорят не только об Украине. Является ли Украина приоритетным интересом для США? Не уверена. Но можно постараться убедить США, что для них (впрочем, как и для Европы) репутационно выгодно помочь разрешить этот конфликт, поскольку амбивалентность их реальной (а не декларативной) позиции ставит под угрозу более серьезные вещи глобального характера. Я сейчас имею ввиду ситуацию с Меморандумом о гарантиях безопасности в связи с присоединением Украины к Договору о нераспространении ядерного оружия (Будапештским меморандумом), который Украина подписала вместе с РФ, США и Великобританией в 1994 году. Можно долго спорить о юридической казуистике, насколько этот Меморандум является обязательным для выполнения сторонами. Однако, последствия его невыполнения ставят под угрозу ядерную безопасность во всем мире. Во-первых, Украина тогда имеет полное моральное право заявить о своем выходе из ДНЯО и восстановить ядерные программы. Во-вторых, сам факт, что добровольный отказ Украины от ядерного оружия по условиям Меморандума не обеспечил ей территориальной целостности и безопасности, является общеизвестным в мире. Как Вы думаете, насколько это может мотивировать такие страны как Северная Корея или Иран сворачивать свои ядерные программы в обмен на гарантии безопасности со стороны США, если они знают, чем закончилась эта история для Украины?

Суммируя «политическую часть» ответа на этот вопрос, скажу утвердительно: конечно, Украина не считает политическую поддержку Запада достаточной. Более того, для Запада в этом вопросе характерен определенный дуализм. С одной стороны, поддержка Украины, так как имело место грубое нарушение Россией норм международного права (аннексия Крыма). С другой – прагматичные интересы взаимодействия с Россией, которые Украина, увы, никак не перевешивает. Эту реальность осознает все украинское общество.

— В последнее время, после углубления экономического кризиса на фоне коронавирусной пандемии и снижения цен на энергоносители, из уст российских политиков начали «выливаться» истеричные угрозы и выпады в адрес Украины и пост-советских государств в целом. В.Путин, подытоживая эту истерику, вдруг выразил тоску по СССР и отметил важность воссоединения мертвой империи. Неужели России мало тех территорий, которые она «откусила» от соседних стран? По-Вашему, с чем связана эта истерия в кулуарах российской политики?

— Давайте по порядку. Первое, на счет истерии. Вы правы в том, что имеет место определенная чрезмерная эмоциональность русских политиков по поводу Украины, которую они не стесняются провозглашать с телеэкранов и в других медиа. Такая позиционность направлена, прежде всего, на внутреннего, российского потребителя в популистически-пропагандистских целях. Это вписывается в более комплексную задачу поддерживать консолидацию российского общества вокруг внешних угроз. Вместе с тем, такая экзальтированность не возникла на фоне экономического кризиса в следствии коронавирусной пандемии и снижения цен на энергоносители. Ряд рейтинговых политических шоу на российском ТВ такую тональность поддерживали всегда. Только во время коронавируса изменилась очередность подачи тем, которые освещаются в программах. Теперь, сначала – коронавирус, а потом снова Украина. Это законы жанра политических шоу, на которые надо делать поправку. У нас в Украине тоже хватает экзальтированных полярных позиций по поводу России, озвучиваемых на телевизионных шоу. Я бы не стала брать их за основу анализа того, какой на самом деле есть позиция политического руководства России относительно Украины. Иное дело заявления официальных лиц, где можно прочитать между строк. Здесь мало места эмоциям. Напротив, всегда поддерживается подчеркнутая нейтральность тона, за исключением, быть может, чиновников низшего ранга. Я редко наблюдала выражение эмоций у лиц высшего эшелона российской власти, кроме случаев, когда такая эмоция была сыгранна намеренно в контекст ситуации.

Теперь о содержании заявлений. Я не нашла прямого заявления В.Путина о том, что было бы неплохо восстановить Советский Союз в его прежней форме. Напротив, и в 2015, и в 2020 году позиция президента РФ шла от обратного: он публично отрицал наличие таких планов. Эту контекстную интерпретацию наложили на его недавнее заявление о целесообразности капитализировать на интеграционных связях между странами бывшего СССР, что будет выгодно каждой из них. Поскольку мы видим, что означает «выгодное сотрудничество» в интерпретации России по отношению к бывшим союзным республикам, воображение сразу рисует «добровольно-принудительные меры» и образ СССР. Это дало повод развивать теорию воссоздания прообраза Советского Союза как геополитический план президента России.

Впрочем, безотносительно того, есть у В.Путина это в планах, или нет, я убеждена в необратимости центробежных процессов, которые начались с парадом суверенитетов союзных республик в 90-е годы. С того времени прошло уже более четверти столетия. Сменились элиты, которые уже испытали вкус суверенного правления. В Украине точка невозврата прочно зафиксировалась в 2014 году… Для реализации такого смелого сценария у РФ точно должен быть план военного захвата этих территорий при условии безоговорочной 100% капитуляции населения. Не думаю, что его удастся воплотить. Все-таки за время независимости нам удалось выстроить политически активное общество, которое точно нельзя назвать инертной массой. А отдельные ностальгирующие заявления российских политиков по Советскому Союзу можно сравнить с фантомными болями: части тела уже нет, а ты ее чувствуешь, как родную. Вот нам и приходится с этими фантомными болями иметь дело. Как показывает практика, это достаточно болезненный процесс.

Агрессивное поведение России по отношению к бывшим союзным республикам можно ПОНЯТЬ. Что вовсе НЕ означает ПРИНЯТЬ. В создании буферных зон по периметру своих границ Россия видит решение вопроса своей национальной безопасности, чтобы не допустить наличие военных баз НАТО в географической близости. Отсюда и Крым, и Южная Осетия, и Абхазия… Ошибка Украины состояла в том, что, когда мы начали форсирование евроатлантической интеграции и сближение с НАТО и ЕС, мы не пытались объяснять России, что это не создает опасности для ее национальных интересов. Более того, мы даже не попытались просчитать, как наши евроатлантические устремления будет интерпретировать для себя Россия, и что она будет делать, чтобы защитить свои национальные интересы. Мы не готовились к последствиям. Так возникла аннексия Крыма. Мы сами его упустили, потому что вовремя не сумели предвидеть и сыграть на упреждение. Потом, давайте не забывать, что идеологическое противостояние между СССР и Западом никуда не девалось. Оно просто трансформировалось в свете современных реалий. Вопрос, какая жизненная философия будет доминирующей на пространстве СНГ остается для России актуальным. Мы же видим, какой критике в России поддаются ценности либерального глобализма, на которых зиждется Европейский Союз. В духе этого идеологического противостояния и возникают концепты типа «русского мира», «союза славянских государств», «ортодоксальной духовности», «крепкой государственности» (читай – «авторитарности») и другие, которые Россия пытается навязать Украине.

Активизация агрессивных настроений в современном российском политикуме, действительно, связана с неблагоприятной глобальной экономической конъюнктурой пост-коронавирусного периода и ухудшением внутриполитической ситуации в самой России (как следствие ослабления российской экономики на фоне нефтяных войн). Для нас это означает, что для самой России существующий статус-кво в гибридной войне с Украиной становится менее терпимым, поскольку нагрузка на российский бюджет становится более обременительной. Данные обстоятельства создают окно возможностей для отхода от «имитационных игр в переговоры» и проведение переговоров по-существу. При чем, стоит сделать «полную инвентаризацию проблем» в двусторонних отношениях, не ограничивая себя ситуацией на Востоке Украины и Крымом. В силу исторического соседства у нас есть ряд и общих, и нейтральных интересов, которые вместе с «проблемными» могут составить богатую палитру для обмена по приоритетным интересам. Надо только отбросить эмоциональную надстройку и захотеть искать взаимоприемлемые решения. Цена языка ультиматумов на сегодня – жизни украинских людей. А это очень высокая цена, которая продолжает расти.

Беседовал: Кавказ Омаров