Редактор
С заместителем Центра стратегических оценок и прогнозов, исследователем внешней политики Китая на Ближнем Востоке и в Центральной Азии, историком Игорем Панкратенко говорили о ШОС, о геополитических проблемах между ведущими державами этой организации и о её будущем.
— Игорь Николаевич, за последнюю неделю о саммите ШОС было сказано многое, написали сотни аналитических материалов и в СМИ вышли дестяки интервью специалистов, экспертов по данной теме, в том и числе ваше. О преимуществах членства в данной организации, о её растущей роли в мире и влиянии на геоэкономику говорили много. Но я бы хотел поговорить о другом — о совершенно очевидных нестыковках. Так, например, в ШОС представлены Пакистан и Индия, которые практически находятся в состоянии войны. Территориальный спор между Исламабадом и Дели никогда не найдет своего решения. Как они могут быть полноценными партнерами?
— Искренне благодарен вам за вопрос. Поскольку в последнее время наметилась странная тенденция — о ШОС пишут либо как о «фейковой организации», которая, по большому счету ничего не решает и особого влияния не имеет. Либо как об «заре нового, многополярного мира», некоей альтернативе коллективному Западу. И то, и другое представление, на мой взгляд, весьма далеко от реальности. И происходит от откровенного непонимания смысла и сути ШОС, которые закладывались в процессе ее создания и реализуются в повседневной деятельности.
Причем — и это принципиально важно — закладывались и реализуются Пекином. Поскольку именно он, как бы не слишком приятно для Москвы это звучало, является движущей силой и идеологом ШОС. И вот если мы учтем эти «вводные» — смысл Организации и доминирование в ней Китая, а следовательно — и китайских подходов к международной политике, то многие «нестыковки», как вы выразились, находят вполне логичное объяснение.
Действительно, когда в минувшем году полноправными членами ШОС стали Индия и Пакистан, многие специалисты, в том числе и я, говорили, что это приведет к снижению эффективности Организации в решении конкретных региональных вопросов. Но вот проходит саммит в Циндао — и мы видим, что никаких таких дополнительных сложностей в его работе враждебность, мягко говоря, между Исламабадом и Нью-Дели не создает. Нет, индийская и пакистанская делегации, конечно, в обнимку там не ходили, но — общались достаточно конструктивно. Что тем более странно, учитывая какие сложности существуют в диалоге между Исламабадом и Нью-Дели вне рамок ШОС.
Парадокс? Нет — действие тех смыслов и принципов, которые работают в Организации. Пекин крайне аккуратно, не особо афишируя эту свою деятельность, вывел конфликты между государствами-участниками за рамки повестки ШОС. Точно также он поступает с попытками втянуть Организацию в конфликт какого-то своего члена с третьей страной.
По сути, ШОС — это открытое акционерное общество, всем вступившим в которое Пекин говорит: «вот, есть проект, который принесет нам прибыль. Хотите ее получить — давайте над ним работать. А ваши разногласия между собой или с третьими сторонами — это ваши трудности, которые нашего общего проекта не касаются». В итоге, Индия и Пакистан могут враждовать, могут конфликтовать во множестве сфер — но в данном конкретном проекте, договорившись на площадке ШОС — вполне способны работать вместе или, как минимум, находить некие точки соприкосновения.
— Проблема между Индией и Китаем. Мы знаем, что между двумя государствами были приграничные конфликты, китайско-Индийский пограничный конфликт 1962 года, Китайско-Индийский пограничный конфликт 1967 года… А в 2017 Индия и Китай, два гиганта чуть не столкнулись головами, когда китайские военные вошли в спорные территории на границе с Индией. При таком военно-политическом раскладе — о каком экономическом сотрудничестве можно говорить вообще между этими странами?
— Думаю, что ни у кого нет иллюзий в отношении того, что Китай и Индия являются конкурентами, что в политике, что в экономике, что в вопросах расширения своего влияния — от Южной Азии и до самой Африки.
Больше того, концепция «Индо-Тихоокеанского региона», которая овладела умами индийского истеблишмента, концепция, которая может быть реализована только в сотрудничестве с США, Японией, Австралией и другими, мягко скажем, настороженно относящимися к Китаю странами — только добавляет этой конкуренции остроты. Как, справедливости ради замечу, и китайская инициатива «Пояс и Путь», которую индийская сторона склонна рассматривать исключительно как проявление экспансии Пекина. Которой Нью-Дели готова противостоять более чем жестко и не особо стесняясь в средствах, достаточно вспомнить о том, как и кого индийская разведка в пакистанском Белуджистане вербует для «создания проблем» в зоне Китайско-пакистанского экономического коридора.
Естественно, это вызывает в Пекине серьезную озабоченность. Масштабный конфликт с Нью-Дели Китаю и Си Цзиньпину сейчас совершенно не нужен. И поэтому и его личные усилия, в частности — встреча с Моди, и вовлечение Индии в ШОС — нужно рассматривать не столько как попытку наладить некое партнерство и экономическое сотрудничество, как стремление создать дополнительные площадки для переговоров о снижении накала конкуренции между двумя странами. И выработке неких общих «правил игры» в соперничестве между Пекином и Нью-Дели. Вплоть до, подозреваю, раздела сфер влияния в той же Южной Азии. Хотя бы — временного, и в рамках общих проектов ШОС.
— Вечный накал ситуации в Восточном Туркестане, где компактно проживают этнические уйгуры и казахи, откуда постоянно поступают тревожные сигналы. Китай периодически проводит там карательные операции, проводит политику ассимиляции, переселяя из восточных провинций сотни тысяч китайцев в Восточный Туркестан, он же Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР. Как такие тюркские страны как Турция, Казахстан, Киргизия могут быть стратегическими партнерами агрессивного желтого дракона?
— Наверное, у каждого многонационального государства есть свой «Восточный Туркестан». В данном случае все осложняется тем, что, во-первых, это мусульманский анклав, существующий в атеистической стране. Причем, деятельность сепаратистского и террористического подполья ни на день не прекращалась там с момента создания КНР в 1949 году.
И как бы не старались китайские власти, а пытались много и по-всякому, но добиться полной интеграции этого района в Китай пока не получается. Вот настоятель монастыря Шаолинь является членом высшего органа власти КНР — Всекитайского собрания народных представителей, а духовные лидеры Туркестана такой симфонии с властями достичь не могут. Ну а уж после появления аль-Каеды, «Исламского государства», после целых отрядов из выходцев из СУАР, воюющих в Сирии — вопрос для Пекина приобрел особую остроту. Тем более, что район вообще-то является стратегическим для западных маршрутов «Пояса и Пути». Поэтому китайские власти начали «бить по площадям», стремясь лишить террористов и сепаратистов социальной базы. Действовать предельно жестко, масштабно и не особо заморачиваясь вопросами морали и индивидуального подхода. Типичное такое «война все спишет» и «цель оправдывает средства».
Насколько эффективны будут принимаемые меры, насколько они помогут в борьбе с радикализацией мусульман Китая — говорить пока преждевременно. Что же касается позиции Турции, Казахстана и той же Киргизии — то тут нужно учитывать, что одно дело — преследование по признаку вероисповедания и национальной принадлежности, как это иногда происходит в реале, а другое — борьба с террористами и сепаратистами, как это представляет Китай. То есть, Анкара, Астана, Бишкек, Исламабад и другие партнеры Пекина по ШОС, практикуют сейчас предельно дифференцированный подход. Поскольку и для них самих терроризм и сепаратизм — достаточно острые проблемы. И то, что у их собственного подполья есть плотные и вполне рабочие контакты с боевым крылом «Исламского движения Восточного Туркестана» — ни для одной спецслужбы не секрет.
— Из стран, подававших заявку на членство в ШОС, Азербайджан и Армения, тоже находятся в состоянии войны. Что может дать ШОС этим враждующим крошечным странам, если гиганты этой организации готовы в любой момент начать ядерную войну между собой?
— Во всяком случае, для Баку ШОС — это дополнительные возможности экономического развития в рамках инициативы «Пояс и Путь». Напомню, что Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ, англ. Asian Infrastructure Investment Bank, AIIB), один из главных финансовых инструментов ШОС, вложил 600 миллионов долларов в проект Трансанатолийского газопровода (TANAP). И это не единственный проект в Азербайджане, в котором готов участвовать Пекин через ШОС, тот же «центральный транспортный коридор».
Заинтересована ли азербайджанская сторона в развитии своего экономического потенциала и увеличении собственного веса в геоэкономике, которое возможно через сопряжение с проектами ШОС? Вопрос, думаю, риторический.
Но вот вероятность того, что Организация будет каким-то образом участвовать в теме возвращения оккупированных азербайджанских территорий — необходимо исключить напрочь, и не питать по этому поводу никаких надежд. «Шанхайский дух», о котором сейчас говорят, и принципы ШОС, определяемые Пекином подобные действия не предусматривают, о чем уже говорилось выше.
— Как ШОС может конкурировать с ЕС и НАТО на фоне всех этих острых и глобальных проблем, которые существуют между ведущими государствами данного блока?
— Я позволю себе ответить встречным вопросом. А ШОС вообще собирается в обозримой перспективе конкурировать с Евросоюзом или НАТО? Понимаете, вот все эти разговоры о ШОС как альтернативе Западу, как о некоем «анти-НАТО» — они из области геополитических фантазий. Из нынешнего состава участников ШОС только Москва грезит о некоей «многополярности», оси «Россия-Индия-Китай», противостояния Западу и тому подобных химерах. Те же Пекин и Нью-Дели подходят к вопросу куда более прагматично — сначала нужно решить вопросы собственного развития, причем — во всех сферах, определить свое место в регионах присутствия. А только потом, может быть, когда-нибудь — ставить более глобальные цели. И там никто не млеет от жонглирования цифрами — ах, посмотрите, сколько теперь территории охватывает ШОС, ах, сколько населения земного шара проживает в государствах-участниках, ух, какой у них совокупный ВВП. Поскольку мыслят несколько иными категориями, более адекватно представляют себе свои возможности. Ну и демонстрируют лучшее понимание законов международных отношений.
Саммит в Циндао очень четко продемонстрировал то, что Пекин и большинство участников ШОС стремятся максимально исключить из своей кооперации в рамках Организации военно-политическую составляющую. Максимум — сотрудничество в правоохранительной деятельности. Ну и в деле борьбы с терроризмом, коли уж таков мировой тренд. И то — здесь есть нюансы. Тому же Пекину — принципиально важно создать максимально благоприятные условия для развития собственной экономики, а не конфронтация с кем-то. Да, в принципиальных для себя вопросах, при отстаивании каких-то своих интересов — китайское руководство и «оскал продемонстрирует», и на конфликт не побоится пойти. Но — только в очень ограниченной сфере, и только исходя из собственных интересов.
Поэтому — давайте оставим фантазии о неких геополитических сверхзадачах ШОС их авторам. В обозримой перспективе Шанхайская организация сотрудничества будет сосредоточена на решении вполне конкретной задачи — реализацию ключевых элементов инициативы «Пояс и Путь». Не отвлекаясь на погоню за абстракциями.
Беседовал: Кавказ Омаров
www.novayaepoxa.com
