Свое уголовное дело Тельман Исмаилов считает построенным на оговоре одного человека – Мехмана Керимова. И ему, по мнению экс-владельца Черкизовского рынка, угрожает опасность.
Бизнесмен не раскрывает свое местонахождение и опровергает информацию в получении политического убежища.
Как передает Novayaepoxa.com находящийся в розыске по обвинению в заказных убийствах бизнесмен Тельман Исмайлов дал сенсационное интервью изданию «Право.Ру».
“Следствие по делу моего брата окончено, очная ставка по делу не произведена, надеюсь на объективный суд. Керимова должны привести в суд, только на его ложных показаниях построено обвинение.
Я опасаюсь, что его не привезут на суд, и боюсь, что его могут устранить, поэтому я прошу правоохранительные органы и суд, чтобы объективно отнеслись к этому вопросу, к этому делу. Спасибо за внимание”, – сказал Тельман Исмайлов.
– Почему вы решили дать интервью и почему именно сейчас?
– Потому что прошло время и мне нужно о себе как-то дать знать, что я живой, здоровый и нахожусь в полном сознании. Я вообще не люблю популизм. Но сейчас меня столько склоняют [в СМИ], что мне приходится говорить. А так я это не люблю. Я не люблю давать интервью, я не нравлюсь сам себе, когда потом слушаю.
– Вы сейчас говорите о публикациях о вашем уголовном деле?
– Да, я решил на них среагировать. Потому что они неправдивые. Ложные.
– Вам известно, какие у следствия есть доказательства против вас?
– Насколько я знаю, никаких доказательств нет и быть не может, кроме оговора Мехмана Керимова, который сидит. Который оговорил меня, потому что пошел на сделку со следствием. Кроме этого ничего быть не может и нет.
Он свою шкуру спасает; я уверен, что его заставили что-то написать, если он написал, чему я не верю, потому что здравомыслящий человек не мог, не может на неправду подписаться. Я это не понимаю. Кроме этого ничего быть не может и нет.
– До публикаций в СМИ вы знали, что в отношении этих лиц готовится преступление?
– Нет.
– Вы обсуждали с Керимовым по телефону, в интернете или при личном общении детали убийства Савкина и Брилева?
– Если я его не видел и не слышал, то как я мог с ним обсуждать.
– Вы изучали обвинительное заключение?
– Да, и там указания только на этот оговор. Больше никаких доказательств мне не предоставляют.
– Вы считаете, что это оговор?
– Конечно оговор. Я уверен, что дело это все равно раскроется и станет известно, кто на самом деле виновен. Все будут знать, кто виноват и кто не виноват. Меня волнует не это больше, что репутацию мою подорвали средства массовой информации и особенно телевидение, какие гадости про меня говорили.
– Как вы считаете, есть ли какие-нибудь обстоятельства у него оговаривать вас, в частности, в рамках опять этого уголовного дела?
– Нет, я, знаете, скажу так. Он оговорила нас, я еще не знаю, оговорил ли или его заставили. Я думаю, что его заставили, чтобы он именно мое имя там назвал. А так, если будет очная ставка, то я не думаю, что он это может сказать. Потому что он меня не видел, я с ним по телефону никогда не говорил.
Как может человек сказать? Мне больше всего интересно, кто его заставил? Если независимое следствие будет это дело вести. Я виноват – я готов хоть пожизненно сидеть, а если нет, то пусть эти следователи хотя бы по пять лет получат.
– Опять же, возвращаясь к СМИ, появлялась информация о том, что вы собираетесь просить убежище в обмен на компромат, это так? Действительно ли у вас такие планы?
– Нет, убежище я не прошу. И просить не собираюсь, что значит просить политическое убежище? У меня нет на это ни времени, ни желания. Я просто хочу, чтобы объективно отнеслись ко мне. Даже не могу сказать, что к моему делу, потому что нет дела. Вы знаете, они специально так делают, они меня специально загнали в угол, чтобы я так сделал.
– А кто они, о ком вы сейчас?
– Следственный комитет, следователи. Они меня загнали в угол, чтобы я просил убежище, они подняли шум. И так ничего не было, а они подняли такой шум, вы же видели по телевизору, в СМИ. Но этого они не дождутся, я буду защищаться так, как могу. Я надеюсь, что в конце концов справедливость восторжествует.
Мне просто непонятно, когда они говорят, что это все сверху делают. Я уверен, что сверху этого не могут делать. Это они сфабриковали сами, может быть, мои конкуренты, я не знаю, я не могу сказать, кто это конкретно.
– Какие доказательства своей невиновности в таком случае вы готовы предоставить? С кем-то работаете?
– Да, я работаю с международными экспертами, готов работать и с Россией. Я готов пройти полиграф, что еще есть, что еще существует, чтобы доказать свою невиновность. Правдой хочу защищаться. Кто оговорил меня, хочу очные ставки.
Вот посадили моего брата, его оговаривают, очные ставки не проводят, следственных экспериментов не проводят. Вот почему? Потому что следствие договорилось, контракт заключило.
– В свое время вас можно было считать одним из самых успешных бизнесменов России. Как так вышло, что ваши компании в состоянии банкротства, а у вас обвинения в серьезном преступлении, считаете ли вы, что это связано? Или это разные истории?
– Можно гадать. Наверное, не без этого. Я был успешным бизнесменом, работал, трудился, у меня не было проблем ни с банком – ни с чем, но когда за один день закрывают все компании и забирают все, а надо же обслуживать кредиты.
– А вы были готовы их обслуживать?
– Конечно. Мы обслуживали, все было нормально, но потом видите, как получилось. Значит, кто-то стоит за этим. Так просто не бывает. Это чистой воды рейдерский захват бизнеса с участием банка.
– Вы планируете возвращаться в Россию?
– Конечно! Когда будет объективность, справедливость. Мне не надо, чтобы мне помогали, помогают тем, кто что-то натворил. Я ничего не натворил. Мне нужно, чтобы объективно смотрели и рассматривали. Я вынужден был уехать.
Я бы хотел добавить: если бы сказал, что мне не интересно мнение читателей, то это было бы неправдой. Мне, конечно, интересно, чтобы они знали правду, я хочу донести до них правду, пусть какая-то общественная организация возьмется за это, кто-то возьмется за это и расследует, какая-то редакция, вот есть же журналистское расследование.
Вот пусть наряду со следствием ведут это дело, и они убедятся, что ничего нет в отношении ни меня, ни моих братьев.