Редактор
На вопросы Novayaepoxa.Com — Новая Эпоха отвечает российский эксперт, ведущий аналитик Агентства политических и экономических коммуникаций Михаил Нейжмаков
— Что можете сказать по поводу последних структурных реформ в управленческой системе России? Новое правительство — министры и глава кабинета те же выходцы из различных министерств. Что изменится в стране, к лучшему и к худшему?
— Сейчас многие политики и эксперты рассматривают, например, предложенные президентом конституционные инициативы в одном ключе – как именно они будут в рамках задач, которые могут быть реализованы уже в ближайшей перспективе. Но обратим внимание, что из четырех принятых в предыдущие годы законов о поправках в Конституцию один касался чисто косметических изменений (положение о ежегодном отчете Правительства перед Госдумой), а одна норма до сих пор остается «спящей» (о президентской квоте в Совете Федерации). Вполне вероятно, что ряд нынешних инициатив в рамках новых изменений в Основной закон также является реакцией на потенциальные, а не текущие политические вызовы. Вызовы, вообще не относящиеся к ключевым вопросам «транзита власти».
Что касается политического эффекта социально-экономических инициатив, которые сейчас предлагают Кремль и Правительство. Хотя приоритеты, обозначенные премьером Михаилом Мишустиным на первом заседании обновленного правительства, касаются, в первую очередь, социальной сферы, назначение на пост первого вице-премьера Андрея Белоусова задает определенные ожидания по поводу реализации крупных инфраструктурных проектов. На этот фактор, например, обращают внимания представители элит и медийно-экспертной среды наиболее экономически благополучных регионов России. С одной стороны, в таких регионах могут опасаться введения дополнительных механизмов по задействованию их финансовых возможностей для осуществления данных проектов. Подобные опасения, хотя и весьма осторожно, высказали, например, некоторые издания Татарстана. С другой стороны, именно в экономически благополучных регионах выше ожидания по поводу реализации крупных инфраструктурных проектов, ранее анонсированных, но отложенных или реализуемых в более медленном темпе, чем изначально предполагалось. На этом фоне в федеральном медиа-пространстве в ближайшие месяцы, вероятно, будут активнее продвигаться сюжеты, связанные с поддержанием интереса к таким проектам. Вызвано это будет надеждами элит регионов-«экономических локомотивов», что реализацию важных для них инфраструктурных проектов сейчас можно ускорить.
Если в какую-то сферу направляется больше средств, внимание правоохранительных органов к ней также с большей вероятность вырастет. В последние годы резонансные антикоррупционные процессы, где фигурируют высокопоставленные региональные и муниципальные чиновники, чаще касались сферы застройки и земельных отношений, а не социального блока. Среди исключений – дело в отношении министра здравоохранения Ростовской области Татьяны Быковской. Но вполне возможно, что в 2020-2021 годах работа правоохранительных органов по выявлению нарушений в работе чиновников и управленцев в социальной сфере станет более интенсивной.
При этом, если Михаил Мишустин, как многие ожидают, будет работать в стиле «технического премьера», у него неплохие шансы даже за довольно длительный период нахождения в должности накопить лишь сравнительно небольшой «негативный багаж». В правительствах с техническим премьером министры могут оказываться под ударом более интенсивной критики оппонентов властей, чем сам глава Кабинета. Вспомним Правительство Михаила Фрадкова в 2004-2007 годах, в котором основным объектом публичной критики был, в первую очередь, не премьер, а глава Минздравсоцразвития Михаил Зурабов. Кроме того, с деятельностью нового Правительства может быть связана реализация ряда социальных программ, которые уже анонсированы президентом и, возможно, еще будут предложены в ближайшее время. Сам же Михаил Мишустин вполне может проработать в должности как минимум до парламентских выборов, а возможно и дольше.
— Путин заявил, что в следующий раз не собирается выдвинуть свою кандидатуру на пост президента. Кого вы видите более реальным кандидатом на пост президента России после Путина на данный момент?
— Многое будет зависеть от того, каким будет уровень поддержки властей накануне следующих президентских выборов. Пока можно обратить внимание, что Владимир Путин настроен на продвижение на ключевые посты в государстве людей, которым сейчас примерно 45-55 лет (целый ряд губернаторов, занявших свои посты в ходе ротаций 2017-2019 годов, как и некоторые новые федеральные министры, младше этого возраста). Поэтому не исключено, что человеку, которого действующий глава государства захочет поддержать на следующих президентских выборах, на тот момент вряд ли будет больше 60 лет.
При этом вряд ли такой вероятный преемник в годы, непосредственно предшествующие этой кампании, будет полностью находиться в тени. Например, в ходе второго президентского срока Владимира Путина выдвигалось много версий о кандидатуре его преемника. Но важным шагом на пути к выдвижению на президентский пост в ходе выборов 2008 года Дмитрия Медведева стало его назначение осенью 2005 года на пост зампреда Совета по реализации приоритетных национальных проектов и демографической политике, а именно это направление работы стало тогда основой позитивной социальной программы, представленной Путиным. Поэтому и сейчас нужно смотреть, кто из наиболее перспективных фигур в структуре власти будет чаще всего упоминаться в связи с наиболее выигрышными для позиционирования и наиболее активно реализуемыми направлениями работы властей – не обязательно в качестве члена Правительства.
И не будем забывать, что за весь период после первой для Владимира Путина президентской кампании 2000 года ни один популярный прогноз о досрочных федеральных выборах в России не реализовался (конечно, если не относить к «досрочным выборам» перенос даты голосования с декабря на сентябрь в рамках думской кампании 2016 года). Поэтому конкретные фамилии его вероятных преемников на посту президента все-таки называть рано.
— Как можно проанализировать позицию узбекистанских властей в вопросе вступления в ЕАЭС? Мирзиёев ясно дал понять, что Узбекистан не станет членом этого союза. Часто в экспертном сообществе озвучиваются мысли о том, что главным отталкивающим фактором в этом процессе является агрессивность и ревностное отношение России к внешней политике стран СНГ. По-вашему, что отталкивает стран СНГ от этого блока и какую политику должна провести Москва, чтобы расположить к себе бывших союзников?
— С одной стороны, заявление Шавката Мирзиеева, сделанное 20 января 2020 года в его выступлении перед сенаторами, можно трактовать, как готовность к получению Узбекистаном лишь статуса страны-наблюдателя в ЕАЭС — и то при максимально благоприятном развитии событий («наблюдатель — это не членство, это зритель, он смотрит, какая сторона подходит, какая нет»). С другой, представители и Москвы, и Ташкента очень интенсивно в последнее время говорили, что вопрос именно о вступлении Узбекистана в союз «изучается» и «прорабатывается». В международной политике такие формулировки, как правило, означают не «изучение» как таковое, а ведение переговоров, хотя, скорее всего, далеких от завершения. Вероятно, не стоит ждать быстрого решения этого вопроса, в том числе и от намеченного на начало февраля визита президента Узбекистана в Москву. Хотя возможно, там Шавкат Мирзиеев выскажется чуть более определенно о ходе переговоров по теме или принципиальных для него аспектах этого процесса.
Нередко осторожную позицию Ташкента по сотрудничеству с ЕАЭС связывают с давлением со стороны Вашингтона. Недаром министр торговли США Уилбур Росс в свое время заявлял, что «стремление к членству в ЕАЭС может осложнить и затянуть процесс вступления» в ВТО. Тем не менее, вполне вероятно, что подобные заявления американские чиновники делают для собственного политического и экспертного сообщества с целью показать: администрация Трампа не забывает о своих интересах в Центральной Азии и о сдерживании влияния России. В реальности же, давление США на Узбекистан даже в случае его гипотетического вступления в ЕАЭС могло бы быть не особенно жестким. При этом членство в ЕАЭС отнюдь не лишает государства-участницы этого объединения возможностей отстаивать свои интересы в отношениях с Россией – вспомним хотя бы тактику Минска в подобных вопросах (при том, что у Беларуси по ряду вопросов изначально меньше поле для маневра, чем у того же Узбекистана – для официального Минска, например, крайне важны поставки российских энергоносителей).
Скорее, государства, находящиеся в благожелательных или нейтральных отношениях с Москвой, оценивая перспективы сотрудничества с ЕАЭС, оглядываются на сложные российско-американские отношения. Как было сказано выше, риски из-за недовольства Вашингтона из-за вступления того или иного государства в интеграционные проекты с участием России, скорее всего, преувеличены, но руководство таких стран, все же, не может их не учитывать. Кроме того, вопрос о членстве в ЕАЭС – это повод для торга в ситуации, когда имеется большой запас времени для переговоров. Поэтому, стоит повториться, тот же Узбекистан наверняка настроен на длительный диалог по этому вопросу. Возможно, в Ташкенте будут ориентироваться, среди прочего, и на итоги ближайших президентских выборов в США. Если новая администрация Белого дома будет настроена на более жесткое давление на Москву и более активную политику в Центральной Азии, опасения в руководстве Узбекистана по вопросу сотрудничества с ЕАЭС могут возрасти. Поэтому в течение нынешнего года могут вестись довольно активные переговоры о сотрудничестве Узбекистана с ЕАЭС, но более определенных решений от Ташкента, с большей вероятностью, стоит ожидать не раньше конца 2020 – начала 2021 года.
Беседовал: Кавказ Омаров
www.novayaepoxa.com
