О политике президента США Дональда Трампа по отношению к Ирану и ситуации вокруг Сирии, рассказал Novayaepoxa.Com политолог, преподаватель национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», эксперт по Ближнему Востоку, Григорий Лукьянов.
— Как известно, Трамп серьезно настроен против Ирана. С другой стороны имеет сегодня определенную поддержку, как со стороны России, так и со стороны стран ЕС. Как вы считаете насколько Трамп, будучи произраильски настроенным, пойдет в открытую против Ирана?
— Я не склонен в настоящий момент называть Д. Трампа чисто «произраильским политиком», хотя определенные шаги, создающие подобное впечатление о нем, сам президент США действительно сделал в последние месяцы. В нынешних условиях, восстановление американо-израильского сотрудничества после спада, которое оно пережило в период президентства Б. Обамы, видится закономерным и естественным. Но восстанавливаются они до состояния «нормы», ничего более принципиального, говорящего о более сильном перекосе в политике Трампа в сторону Израиля говорить не приходится: со стороны Трампа идет лишь риторика, слова, но фундаментальных конкретных действий он не предпринимает.
Израиль, как Саудовская Аравия, на протяжении десятилетий являются непременными партнерами, и даже союзниками, США на Ближнем Востоке. Трамп, как видится сегодня, продолжает следовать стратегическому курсу на сокращение общего объема присутствия США в регионе, принятому сразу после завершения правления Дж. Буша. В этой связи Израиль и КСА – это те страны, на которые США могут «оставить» Ближний Восток. В этой связи, самому 45-му президенту США в скором времени нужно одержать громкую победу над ИГИЛ во исполнение своих предвыборных обещаний, а затем запустить процесс переформатирование регионального миропорядка. Для этого ему жизненно важны взаимопонимание и нужный уровень взаимодействия с этими странами.
Антииранская риторика – это шаг на встречу Израилю и Саудовской Аравии. Очень серьезный шаг в виду того, что достижение ядерной сделки с Тегераном было и остается крайне важным для Вашингтонаи нужным в стратегическом отношении достижением администрации Обамы. Жертвовать сделкой, на мой взгляд, нынешняя администрация не станет. Поэтому, я полагаю, в нынешних условиях антииранский курс Д. Трампа будет ограничен словами и попытками игнорировать существование ИРИ и ее интересов по ряду вопросов региональной и глобальной повестки дня. Использование иных средств воздействия на Иран не в интересах США, хотя об этом могут просить друзья Вашингтона в Тель-Авиве и эр-Рияде.
— Владимир Путин и Дональд Трамп договорились при встрече о зоне деэскалации в южной Сирии. Но уже вчера были информации о том, что войска режима и иранцы пошли на наступление именно в южных регионах. Как вы оцениваете такое поведение Ирана и приведет ли это к новой эскалации?
— Говорить об ответственности официального руководства Ирана за эскалацию в районе южной зоны в Сирии в минувшие дни, на мой взгляд, неприемлемо. Несмотря на то влияние, которое имеет КСИР на ситуацию в Сирии, у нас недостаточно данных для того, чтобы утверждать, что именно иранская сторона стояла за организацией наступления в проправительственных сил в этом районе. В проправительственном лагере, — как в рядах Национальных сил обороны, так и командном составе армии и сил безопасности, — есть немало противников политического диалога с оппозицией, тем более под эгидой США и Иордании. Нередко воздействовать на них, а не то чтобы контролировать, крайне затруднительно как для Ирана и России, так и для собственно политического руководства САР во главе с президентом. Степень их автономности крайне высока и напрямую зависит от сохранения военной напряженности и состояния перманентного военного конфликта. Их мотивы различны, но влияние и возможности крайне велики, как демонстрирует нам ситуация на юге Сирии в эти дни.
С другой стороны, сложно отрицать, что наступательные действия велись теми формированиями, в отношении которых Иран имеет определения рычаги воздействия. Поэтому даже в Южной Сирии, когда речь идет о процессе заключение некоторых соглашений между Россией, США и Иорданией, «иранский фактор» необходимо учитывать. Так, иранская сторона может оказать значительное содействие замирению условных «радикалов» в лагере сторонников Б. Асада, использовав свое немалое влияние на них. Нежелание некоторых участников политического процесса увидеть в Иране его полноценного участника, может поставить под угрозу благие намерения по развитию политического урегулирования и стабилизации ситуации в стране.
— Как вы оцениваете отношения Турции и России и их позициям в сирийском вопросе, а именно касаемо курдской проблемы в Африне?
— Это очень сложный вопрос двустороннего взаимодействия двух стран как на сирийском направлении, так и по ряду других аспектов регионального сотрудничества. Москва не готова согласиться с оценкой турецкого руководства природы и целей политических организаций сирийских курдов, именуемых в Турции не иначе как террористические. Россия открыта для диалога с курдами и на практике содействовала присоединению курдов к участию в переговорном процессе в Женеве и Астане. Российские эксперты и политический истэблишмент согласны в том, что чаяния курдов должны быть услышаны при составлении новой конституции Сирии, при формировании органов государственной власти и постконфликтном восстановлении страны.
Тем не менее, Москва не может не учитывать расширяющееся сотрудничество сирийских курдов с военными США. Данное взаимодействие интерпретируется в России скорее, как долгосрочная угроза национальной безопасности и территориальной целостности Сирии, нежели как обоснованная мера по борьбе с «Исламским государством». Признавая вклад, который вносят курды в борьбу с радикальными исламистами, российская сторона учитывает опасения официального Дамаска. Последние заключаются в том, что курдские формирования будут использованы для силового воздействия, или даже насильственного свержения Башара Асада после освобождения Ракки. Нежелание или неспособность курдов дать гарантии, того, что они не будут использованы США в дальнейшем, подрывают доверие к ним со стороны России.
В итоге Москва не видит для себя возможности и оснований для выполнения роли адвоката курдов в их спорах с Турцией. Российско-турецкое взаимодействие в Сирии – это в т.ч. постоянный торг по широкому кругу вопросов, в котором иногда интересы курдов могут быть тем или иным образом, в т.ч. непреднамеренно, ущемлены. Это тот риск, на который, видимо, руководители курдских политических организаций идут осмысленно, выбирая дивиденды от сотрудничества с США. Африн – явный тому пример.
Ниджат Гаджиев
Novayaepoxa.Com