После прихода к власти Дональда Трампа, ситуация вокруг Ирана вновь ухудшилась. В этой связи такие региональные страны как Израиль и Саудовская Аравия все чаще и смелее начали говорить о войне против Ирана.
О том возможно ли война на Ближнем Востоке между Израилем и Ираном, рассказал эксклюзивно Novayaepoxa.Com эксперт по Ближнему Востоку Григорий Лукьянов.
В среднесрочной перспективе такой сценарий развития событий маловероятен, но определенные факторы риска, тем не менее, существуют.
В Иране в настоящее время происходят разительные политические изменения. Правительство и администрация президента Хасана Роухани с 2017 г., даже будучи вынужденными смягчить условно «либеральную» риторику по итогам не самого хорошего для них расклада сил на президентских выборах, предпринимают активные попытки реформировать существующую модель управления экономикой и ограничить влияние КСИР в ключевых отраслях народного хозяйства. Безусловно, можно ожидать, что отдельные радикалы в руководстве Корпуса, стремясь защитить его привилегии, попытаются использовать свои возможности в Ливане и Сирии для дестабилизации обстановки и провокации ограниченного локального столкновения подшефных шиитских организаций с Израилем.
Такого рода конфликт сможет напомнить иранской общественности о том, зачем нужен КСИР и почему ему даны столь беспрецедентно широкие возможности: а именно – для защиты ИРИ и её союзников от агрессии таких государств, как Израиль. Таким образом, маленькая война в независимости от её исхода сможет послужить достаточно серьезным жупелом для всех тех в Иране, кто сомневается, и тем самым защитить позиции КСИР.
Учитывая то, что за последние годы в руководстве ливанской Хезболлы появилось немало сторонников самостоятельного, не зависящего во всем от указки «старшего брата» в Тегеране, курса развития организации, можно полагать, что сирийское направление в этом отношении видится куда более вероятным.
Существующие здесь шиитские формирования, укрепленные специалистами из КСИР, а также афганскими и иракскими добровольцами, в значительном числе находятся под прямым управлением офицеров Корпуса и какой-либо самостоятельности лишены. Как уже бывало даже в 2018 г., имеющие выход к сирийско-израильской границе нерегулярные шиитские формирования способны спровоцировать нежелательный по своим последствиям инцидент. Тем не менее, ресурсов для ведения даже среднесрочной операции против Израиля в этом регионе у данных групп в достаточном количестве нет. Тем более, что в подобного рода исходе, т.е. эскалации конфликта между Сирией и Израилем и вовлечением Израиля в ход гражданской войны в Сирии, не заинтересованы ни Россия, ни официальные власти в Дамаске, ни руководство Государства Израиль. Нет сомнений в том, что они используют все возможности для того, чтобы не допустить его или максимально оперативно нивелировать последствия любого инцидента.
Учитывая эти обстоятельства, нужно признать, что в самом Иране данный вариант может рассматривать лишь как маргинальный и неприемлемый для большинства политических игроков. Не только правительство ИРИ, но и значительная часть духовных руководителей Ирана и его экономический истэблишмент не заинтересованы в открытой конфронтации с Израилем в настоящий момент. И дело не только в стремлении сохранить достижения, полученные в результате заключения ядерной сделки.
Куда важнее то, что Иран как никогда близко подошел к моменту, когда на повестку дня выходит крайне острый и неоднозначный вопрос о том, кто станет новым руководителем революции (рахбаром) после смерти аятоллы Хаменеи. Для того, чтобы передача власти прошла гладко и не вызвала непоправимых последствий, социальных и политических катаклизмов, способных угрожать целостности и жизнеспособности политической системы ИРИ, ей необходима максимально гармоничная обстановка в обществе и отсутствие серьезных раздражителей изнутри и извне. Вспомним, что формального единства во мнениях по этому вопросу не существует также, как его не существовало в 1989 г. на выборах Али Хаменеи после смерти Рухоллы Мусави Хомейни.
Тогда лишь могучая политическая воля таких мастодонтов иранской политики постреволюционной поры, как Али Акбар Хашеми Рафсанджани, смогла удержать элиту страны от раскола. Нет сомнений в том, что и иранское общество, и иранское духовенство помнят об этом и опасаются того, что ждет страну в момент, когда ей придется избрать нового рахбара. Теперь на политическом небосклоне Ирана больше нет ни самого Хашеми Рафсанджани, скончавшегося в 2017 г., ни сопоставимой с ним по масштабу фигуры, а социальных, экономических и политических рисков не стало меньше. Добавились новые проблемы, многие из которых не решить ни маленькой, ни большой «войной с Израилем или кем-либо еще.
Поэтому вопреки витиеватым и иногда весьма красноречивым рассуждениям сторонников превращения Ирана в «оплот всемирного зла», весьма сомнительно, что в самой Исламской Республике существуют серьезные предпосылки к форсированию ситуации и переходу к открытой вооруженной конфронтации Израилем в Сирии или где-либо еще.
Ниджат Гаджиев