Ильми Умеров: «Нас обменяли на двух бандитов-киллеров, убивших в Стамбуле журналиста-чеченца» — Эксклюзивное интервью

«Умерова и Чийгоза выдали Турции» – эта новость полтора года назад стала абсолютной неожиданностью для всего мира. И для самого Ильми Умерова в том числе – ведь еще утром, 25 октября 2017 года, он находился в стационаре бахчисарайской больницы с гипертоническим кризом, а месяцем ранее был приговорен к двум годам в колонии-поселении. Российские власти обвинили его в «призывах к нарушению территориальной целостности России», а ряд правозащитных организаций в Украине и мире признали его политузником и узником чести.

Спасти двух заместителей председателя Меджлиса крымскотатарского народа из рук российских силовиков получилось в результате договоренностей президентов Турции и России по просьбе Украины. Международное сообщество назвало это «освобождением», сам же Умеров считает это скорее «депортацией»: уже полтора года он находится в Киеве и не имеет возможности жить в родном Крыму, за возвращение в который он боролся с юности. О своем приговоре и освобождение, о нынешнем состоянии крымских татар в Крыму и о реалиях Украины рассказал в своем эксклюзивном интервью Novayaepoxa.Com сам Ильми Умеров.

– Господин Умеров, начнем наш с Вами разговор с нынешних реалий в Украине. Сегодня продолжают активно обсуждать возможный референдум по отношениям между Украиной и Россией, который предложил провести глава Администрации президента Украины Андрей Богдан. Понятно, что такие громкие заявления не делаются только лишь по личной инициативе главы администрации, а это значит, что эта идея обсуждается на самом высоком уровне. Какое ваше личное отношение к подобной возможности?

– Еще референдум не объявлен, но тема эта вброшена в общество и народ Украины, который проголосовал двумя третями за Зеленского, видимо готов рассматривать на референдуме вопрос взаимоотношений с РФ. Если сказать другими словами, речь идет о так называемом мире любой ценой. Я считаю, что для Украины это очень опасный путь. В результате такого референдума страна может окончательно лишиться части своих территорий, но потом все будут говорить, что это народ Украины принял такое решение. 70 процентов населения поддерживают проведение референдума, но далеко не каждый задумывается над тем, к каким последствиям это может привести. Территорией торговать нельзя. За территорию надо бороться, воевать за нее, и даже не столько, извините за цинизм, за население, как за саму территорию. А люди, которые сейчас готовы пойти на уступки Российской Федерации, не осознают, что в результате и Крым может быть сдан навсегда.

– Без согласия населения территория никогда просто так не сдается – мы это прекрасно знаем на примере Донбасса, когда часть местных жителей кричала : «Мы хотим умереть в России», в результате чего часть Донецкой и Луганской областей оказались оккупированными. Какие настроения сегодня царят в Крыму? Люди больше склоняются к тому, чтобы остаться в Украине, или все-таки более тяготеют к РФ?

– Вообще это от людей, живущих в Крыму, не должно зависеть. Это зависит от законодательства, международного права, которое полностью на стороне Украины. И по законам Украины и по законам РФ Крым является территорией Украины. Крым был незаконно присоединен к РФ на основании лжереферендума, проведенного 16 марта 2014 года. Кроме того, что этот «референдум» был проведен с огромными манипуляциями, он сам по себе, по своей природе не законный. Украинское законодательство не предусматривает региональными референдумами отсоединять территории и присоединять их к территории другого государства. Были нарушены все мыслимые и не мыслимые законы Украины, было нарушено международное право. И сейчас новый президент, который пытается инициировать какой-то референдум – мне кажется, он очень заблуждается в этой своей инициативе. Или он хочет пойти на уступки РФ, подставив народ Украины, заручившись тем, что именно народ Украины принял такое решение. С моей точки зрения, на такой шаг идти нельзя ни в коем случае. На международной арене, во взаимоотношениях с международными организациями — ООН, ЕС, ПАСЕ, НАТО, ОБСЕ, с ведущими странами – Францией, Англией, Германией, США, нужно вести очень активную работу для того, чтобы вынудить Россию восстановить территориальную целостность как свою, так и Украины.

– Мы помним – еще не успели забыть – как проводил международные переговоры предыдущий президент Порошенко. Ему удалось создать антироссийскую коалицию, и весь мир признал территориальную целостность Украины и вынуждал и вынуждает путем санкций в первую очередь остановить Россию в своих захватнических стремлениях и вернуть Украине аннексированные и оккупированные территории. К Порошенко прислушивались, его мнение и позицию уважали. Сегодня, с изменением власти, есть кому проводить эффективные переговоры?

– Конечно, переговоры должен проводить президент. А то, что он инициирует референдум, пытаясь таким образом переложить на народ очень тяжелый для него вопрос, я считаю, что это серьезное преступление перед Украиной и украинским народом.

– Что сегодня нужно делать, чтобы не допустить этот референдум? Потому что мы знаем, что сегодня и Верховной Раде очень много пророссийски настроенных депутатов, которые уже даже рассматривают дату проведения референдума.

– Честное слово, я не знаю, как ответить на этот вопрос. Я понимаю одно: всю ответственность должен взять на себя президент Украины, если он себя таковым чувствует. Он должен продолжать курс, взятый своим предшественником Порошенко на международной арене. У Порошенко позиции в мире были и остаются очень сильными. Да, не спорю, он допустил кучу ошибок во внутренней политике, не положил каждому в карман супер зарплату, супер пенсию…

– У нас, украинцев, проблема в том, что мы хотим хлеба и зрелищ уже сегодня. Мы не хотим ждать и помогать в проведении реформ…

– Я как раз об этом и говорю. То, что он не положил в карман каждому хорошую зарплату – в этом он виноват перед населением. Поэтому и проиграл на выборах с таким разгромным результатом.

– Конечно, Вы слушали инуагурационную речь нового президента. Среди прочего, многие отметили, что он лишь вскользь сказал, что нам нужен мир на Донбассе, а Крым – это Украина. Но он ни словом не обмолвился о путях решений этих проблем, не обозначил, как он собирается возвращать территории.

– Я думаю, что на сегодняшний момент он и сам не знает, что нужно делать, чтобы решить проблемы Крыма и Донбасса. Но я уверен, что нужно решать не просто проблемы отдельных территорий, а нужно решать проблему Украины в целом. Если же оценивать его выступление – для меня это было хамское выступление. Хочется надеяться, что он до конца будет выдерживать сказанное в одной фразе, что Крым и Донбасс — это составная часть Украины. Но когда он начинает говорить о референдуме, появляются немножко другие мысли. Он противоречит сам себе.

– Ильми бей, давайте с Вами порассуждаем. Не первый год в Украине идут разговоры о том, что статус Крыма нужно изменять – с АРК на Национальную крымскотатарскую автономию. В таком случае ситуацию можно было бы сдвинуть с мертвой точки? И есть ли сегодня политическая сила воли — я не говорю в данном случае даже о президенте – принять изменения в Конституцию Украины и изменить статус Крыма?

– Я Вас уверяю, если бы к 2014 году Крым имел статус национальной крымско-татарской автономии, никакой аннексии не произошло. Путин не смог бы поднять руку на территорию, которая определена как национальная территориальная автономия крымских татар. Еще с 1991 года, с момента развала Советского Союза, мы предлагали изменить статус Крыма. И я считаю, что это очень большая ошибка, что к нам не прислушались. Ошибка в этом и Порошенко, который на протяжении 5 лет не настоял на этом, хотя мог бы это сделать, имея большинство в парламенте. Крым так и остался не понятной территориальной автономией, а по сути это была русская автономия в составе Украины. Русская по своему содержанию. Если Вы обратили внимание, триколор российский и триколор крымский имеют одни и те же цвета. С таких мелочей все и складывается. Теперь, после 2014 года, после так называемого референдума присоединения, мы опять остро ставим этот вопрос. Три года назад Порошенко создал рабочую группу, которая разработала все необходимые формулировки, которые нужно внести в Конституцию Украины, подготовила два законопроекта – один о статусе крымскотатарского народа, второй – о коренных народах в Украине. И сейчас, не дожидаясь деоккупации или каких-то других действий в отношении Крыма, украинскому парламенту необходимо принять такое волевое решение. Однако, вместо этого парламент распущен, выборы назначены через полтора месяца, и понятно, что за это время ничего нового в этом вопросе не произойдет, а ситуация останется в том же сложном состоянии, в каком находится и сейчас.

– Замороженная?

– Хорошо, если замороженная. Если президент на самом деле возьмет курс на референдум, и народ, оболваненный очередной пропагандой, проголосует, условно говоря, за мир любой ценой, то мы можем, боюсь произносить, не восстановить территориальную целостность Украины уже никогда. Это самый не желательный результат. Я уже не пересказываю то, что происходит в Крыму в последние 5 лет. Сколько людей сидят в СИЗО и тюрьмах, на скольких людей заведены административные дела, сколько людей прошли через обыски, облавы, сколько людей пропало, сколько детей осталось без отцов – это всем известные факты, но если Зеленский объявит референдум, то он так останется в истории Украины как президент Украины с антиукраинскими действиями.

– Господин Умеров, Вы сейчас говорите о том, каким гонениям поддаются крымские татары в Крыму. Но и Вы – яркий этому пример! В 2017 году так называемый «карманный» суд Крыма приговорил Вас к 2 годам, а Вашего коллегу, также заместителя Меджлиса Ахтема Чейгоза к 8 годам лишения свободы. За что???

–В отношении меня было возбуждено уголовное дело якобы за интервью, которое я дал на крымско-татарском телевидении и инкриминировали мне публичные призывы к нарушению территориальной целостности РФ. Но на самом деле уголовное дело было возбуждено за мою позицию – за то, что я всегда откровенно называл вещи своими именами: Крым – это аннексированная территория, власть в Крыму – оккупационная, Россия – это государство-агрессор. А возбуждать уголовное дело за призывы к нарушению территориальной целостности — я не призывал к нарушению территориальной целостности РФ. Я наоборот призывал к ее восстановлению. Ведь, напав на Украину и оттяпав Крым, они в первую очередь нарушили свои границы в сторону их увеличения. И это есть нарушение. Ведь граница должна проходить не между Херсоном и Крымом, а между Крымом и Кубанью. До решения суда я был под подпиской о не выезде. Я не имел права выходить за пределы Бахчисарая, где я проживал. Даже по селам района не имел права ездить.

– В это время за вами следили?

– Контроль был постоянный. Иногда круглосуточно дежурила машина около ворот моего дома, иногда такая наружка отсутствовала, но телефон прослушивался постоянно.

– Вы находились под подпиской о не выезде – как развивались события дальше?

– Следствие закончилось примерно через год. И началось судебное разбирательство. Состоялось около 20 судебных заседаний. Они проходили в Симферополе в карикатурной форме. Вообще у меня в уголовном деле много таких нюансов, над которыми можно было бы посмеяться, если бы не было так грустно. Начиная с самого возбуждения уголовного дела, потом помещения меня в психиатрическую клинику с целью проведения судебно-психиатрической экспертизы. Через полтора месяца после возбуждения уголовного дела, следователю вдруг захотелось провести такую экспертизу. Мы с адвокатами решили, что психиатрической экспертизы можно отказаться, потому что по статье, которую мне инкриминировали, никаких оснований проводить подобные действия не было. Да, у меня есть различные тяжелые заболевания: гипертония, оперированное сердце, сахарный диабет, болезнь Паркенсона, но психиатрических заболеваний, слава Богу, нет. Но следователь настаивал сначала на амбулаторном наблюдении, потом, когда мы категорически отказались, он через суд назначил стационарное обследование. Во время одного из судебных заседаний у меня случился гипертонический кризис, вызвали скорую помощь, меня забрали и увезли в кардиологию, а в это время судья в мое отсутствие – то есть я не мог защищаться, не мог выступить – вынесла приговор о принудительном проведении психиатрической экспертизы. Сотрудники ФСБ буквально атаковали, начиная с первого дня, здание 7 городской симферопольской больницы, в которой я находился, требовали, чтобы меня перевели в психологическую клинику для проведения экспертизы. И только после семи суток интенсивного лечения меня перевели в психиатрическую клинику. 21 день, который я там провел, я оцениваю как одну большую пытку. Меня поместили в психиатрическую клинику закрытого типа, где живет около 100 душевно больных – они не излечимы. Меня поместили якобы в отдельную палату, но в этой палате не было дверей, и меня от этих больных практически ничего не отделяло. Сначала в якобы отдельной палате я был один, но на третий день ко мне подселили одного человека, на четвертый день еще одного, потом еще – всего нас там было четверо. Но и все остальные «жители» психбольницы могли ко мне подходить – дверей в палате ведь не было. Они могли пытаться заговорить со мной, а кто знает, что у них на уме. Некоторые из них были агрессивные, некоторые доброжелательные. Знаете, это очень жутко, когда ночью просыпаешься, а над тобой ночью стоит какой-нибудь психически больной. Это одна сторона. Другая сторона – гигиенические нормы там не соблюдались совсем.

– Вас не пытались пичкать какими – то препаратами?

– Нет. Я изначально отказался от приема пищи, от воды, каких-либо лекарств, я принимал только то, что передавали из дома. Один час в день был предназначен для свиданий с родственниками. Мне приносили все, что необходимо и на этот час давали телефон.

– Как вел себя с Вами персонал больницы? Тоже как с больным?

– Пыткой пребывание в психиатрической клинике я назвал из-за того, что условия были такие. Персонал относился нормально, с уважением. После первой же беседы с врачом она сказала, что я не их клиент, что у меня нет никаких психиатрических отклонений, но отпустить меня она не может. Что я должен провести там минимум 28 дней, как сказал следователь. Меня отпустили оттуда на 21-й день после того, как в моем присутствии была проведена комиссия, которая послушала доклад моего «лечащего» врача. Все они единогласно пришли к выводу, что никакой я не больной, в принудительном лечении не нуждаюсь и меня нужно отпускать.

– И Вы вышли «на волю» под подписку о не выезде.

– Да. Потом мне вынесли приговор – 2 года лишения свободы, которые должен был отбывать в Керченской колонии.

– Ильми Рустемович, в Керченскую колонию Вы, к счастью, так и не попали. Расскажите, как развивались события дальше.

– Интересный вопрос. Дело в том, что нас освободили по договоренности Путина и Эрдогана.

– Какие аргументы приводил Эрдоган Путину? Чем он смог убедить Путина отпустить на волю не только Вас, но и Ахтема Чейгоза?

– Я думаю тем, что он протянул руку Путину. Ведь Путин тогда уже был не рукопожатный. И единственный из лидеров ведущих стран, кто протянул ему руку, был президент Турции Эрдоган. А потерять этот контакт Путину было крайне не выгодно. По крайней мере, мы так думали. О том, что идет процесс освобождения, я узнал уже после того, как приговор вступил в силу. Как Вы уже заметили, я должен был отбывать наказание в Керченской колонии, куда должен был поехать сам. Но перед этим я лег по состоянию здоровья в больницу, и уже потом должен был прибыть в колонию. Потом уже стало известно, что Мустафа Джемилев вместе с Петром Порошенко взяли инициативу в свои руки и попросили Реджепа Эрдогана использовать все свое влияние и уговорить Путина отпустить двоих заместителей главы Меджлиса крымско-татарского народа – меня, Ильми Умерова и Ахтема Чейгоза. Ахтем на то время уже сидел в СИЗО.

– Как происходило Ваше освобождение?

– Это интересная история. Где-то за 10 дней до освобождения ко мне в больницу приехали два полковника ФСБ из Москвы и сообщили, что есть договоренность между Эрдоганом и Путиным освободить меня и Чейгоза. Но есть один маленький нюанс: я должен написать письмо Путину о помиловании. Я категорически отказался и выставил этих полковников за дверь. Разговор у нас не получился. На следующий день они пришли снова и сказали, что нашли вариант решения без моего прошения о помиловании. Указ об освобождении будет подписан Путиным только в том случае, если я откажусь от апелляции (ведь после вынесения приговора мы подали апелляцию). Прямо при них я позвонил в Киев Мустафе Джемилеву чтобы убедиться, действительно ли процесс освобождения запущен. Мустафа бей подтвердил это и сказал забрать апелляцию. Тогда я написал заявление примерно следующего содержания: «в виду того, что я не доверяю российским судам в Крыму, и бесперспективности рассмотрения, прошу отозвать апелляционную жалобу моих адвокатов».

– Что Вы почувствовали, когда Вас пришли освобождать и как это происходило?

– Указ был подписан не сразу, если вообще он существует в природе. По крайней мере, я его не видел. Ко мне в больницу пришла группа людей, один из них показал удостоверение заместителя главы Федеральной службы исполнения наказаний республики Крым. Он сказал: «Вам необходимо проехать с нами, чтобы ознакомиться с указом президента о Вашем помиловании». У меня не было оснований не поверить, потому что перед этим, за несколько дней Мустафа ага (Мустафа Джемилев – ред.) подтвердил о готовящемся освобождении. Вместе с ними приехала скорая помощь – я же все-таки в больнице лежал. В той же одежде, что я и был, сел в скорую помощь и думал, что мы едем в Симферополь ознакамливаться с указом. Скорая помощь была с матовыми окнами, не было ничего видно. Я лежал на носилках, возле меня было два врача, которые следили за состоянием моего здоровья. Я сразу почувствовал, что мы поехали не туда – я хорошо знаю дорогу с Бахчисарая в Симферополь. И хоть окна в машине были затемненные, через водительское стекло было немного видно дорогу. Телефон у меня еще был, я позвонил дочери и сказал, что не очень понятно, куда меня везут, но точно не к офису в Симферополь. Еще через несколько минут я понял, что везут в сторону аэропорта, взглядом я уловил стелу «Аэропорт». Приехали на край аэропорта, там уже стоял самолет с включенным двигателем. Мне объяснили ситуацию примерно так: в самолете находится турецкая делегация, которая также должна ознакомиться с этим указом, но им нельзя ступать на крымскую землю из-за санкций. Поднимемся в самолет, ознакомимся с указом и вы свободны. Я уже тогда что-то почувствовал, но заднего хода уже не было. Вокруг машины скорой помощи, в которой меня привезли, было огромное количество спецназовцев российской полиции. Ахтем Чейгоз уже был в самолете, но я еще этого не знал. Когда я поднялся в самолет – все стало по-настоящему тревожно. К Ахтему подойти мне не дали – он сидел в другом конце самолета. Получилось так, что в огромном самолете мы с ним были вдвоем и человек 15 спецназовцев. Начали крутиться в голове разные мысли: наверное, мы оба отказались писать прошение о помиловании и нас решили отправить куда-то далеко – или на Север, или на Восток — Россия большая. У меня только постоянно в голове крутился вопрос: чем мы заслужили такую честь – в огромном самолете находиться вдвоем? Я думал, что нас везут по этапу. Первая посадка была в Анапе, и она еще больше утвердила меня в мысли, что нас везут в Россию. Потому что если бы в Турцию – то мы должны были бы лететь в другую сторону. В Анапе часа полтора простояли, там, по-моему, дозаправлялись, может, еще какие-то дела с Турцией решали и взяли курс не известно куда. Вначале внизу было море, потом появились горы, потом земля…

– Когда Вы летели в самолете, вам удалось как-то пообщаться с Ахтемом Чейгозом?

– Нет. Один раз я попросился в туалет, меня сопровождали – один спецназовец впереди, другой сзади, и когда мимо Ахтема проходил, сказал: «Ахтем, селям». Сопровождающий сзади резко прошипел мне в ухо: «Если бы не Ваш возраст и не Ваши диагнозы, Вы бы уже мордой в пол лежали. Вы допустили большую ошибку». И это только за одно «селям», я ведь даже не останавливался. Потом, уже ближе к Анкаре, я понял, что нас везут не в Россию, а в Турцию – я это определил по минаретам. Каждый населенный пункт внизу имел домики с красными крышами – понятно, что это уже не Россия и в каждом населенном пункте было по несколько мечетей. Не знаю, что в этот момент думал Ахтем, но я думал, что видимо все-таки освобождение состоялось, и нас сейчас выдадут Турции. Так и произошло. Сначала выпустили из самолета Ахтема, потом я сошел. Нас уже никто не сопровождал. Только в микроавтобусе мы, наконец, смогли поздороваться. Нас принял глава Нацразведки Турции, и он подтвердил, что Эрдоган уговорил Путина освободить нас. Путину попросту некуда было деваться, иначе могли бы пострадать бизнес отношения. Потом мы встретились с президентом Эрдоганом, и спрашивали, как нас освободили. Он всячески уходил от ответа, но в конце концов сказал, что да, нас освободили по договоренности с Путиным. Через два дня мы прилетели в Киев, и по сей день здесь и находимся. Уже потом мы узнали, что в турецких СМИ появилась информация о том, что нас обменяли на двух бандитов-киллеров, которые в Стамбуле убили журналиста-чеченца. То есть нас, абсолютно ни в чем не виновных людей, обменяли на двух убийц.

– Когда Вы еще находились в больнице и к Вам пришли двое фсбшников, и сказали, что Вас будут обменивать, но Вы не сможете вернуться в Крым – вы бы согласились тогда?

– Нет, тогда бы я на это не согласился.

– Но в таком случае у вас был шанс долгое время отбывать срок в колонии…

– Все может быть. Но когда эти полковники приходили, я им в первый день и второй день ребром ставил вопрос о том, что я из Крыма уезжать не собираюсь. Если у вас какие-то другие планы на этот счет – то я в эти игры не играю. Поэтому они пошли на обман.

– Я помню эту встречу Вас с Ахтемом Чейгозом в Киеве – вас встречали с большими почестями…Вспомните свои эмоции, когда вы ступили на киевскую землю.

– Я всегда повторяю: Ахтема освободили из тюрьмы, а меня – от тюрьмы. У Ахтема было ощущение освобождения, а у меня было ощущение, что меня выбросили из Крыма. И понимание того, что я не смогу туда ездить, очень сильно угнетало. Если Вы были во время нашей встречи в киевском аэропорту – наверное даже было заметно, что у нас с Ахтемом разные эмоции. Я не ощущал себя освобожденным. Наоборот, ощущал себя вышвырнутым из Крыма.

– Сегодня Вы можете встречаться с родными?

– Дети иногда приезжают, братья – нас пятеро – только один приезжал. Мы общаемся по телефону, скайпу. А жена постоянно в дороге – из Крыма в Киев.

– Ваши родственники чувствуют себя сегодня в Крыму в безопасности? На них не оказывается давление со стороны оккупационных властей из-за Вас?

– Пока я был там – было давление. У моих двух братьев есть бизнес – на них оказывали серьезное давление. Им открытым тестом говорили: пусть брат прекратит говорить, и мы от вас отстанем. Они хотели, чтобы я замолчал. Это ж оккупационный режим, оккупационное правительство, аннексированная территория, а я всегда говорил то, что российская власть не хочет слышать. Их бы вполне устроило, если бы мы просто молчали. Но у нас другого оружия не было, кроме слова. Мы этим и пользовались. А после того, как я оказался в Киеве — как бабушка нашептала – все прошло. Ни разу к ним не приходили, на остальных членов семьи давление не оказывают. То, что я здесь раздаю интервью, их видимо, не сильно интересует.

– И все-таки, как Вы считаете, кто сыграл главную роль в вашем освобождении?

– Порошенко вместе с Мустафой говорили с Эрдоганом. С Путиным говорил уже только Эрдоган. Роль Порошенко была только на самом начальном этапе – дальше он уже ничего не мог сделать. А начался этот процесс после того, как мне объявили приговор. Все посчитали, что Умеров не выдержит колонию, умрет и поэтому его нужно спасать.

– То есть, если бы вы были здоровей…

– Сидел бы себе спокойно (смеется — ред).

– На самом деле не смешно это, но я рада, что после всего пережитого у Вас сохранилось чувство юмора. Но. На сегодняшний день в российских тюрьмах пребывает больше сотни граждан Украины, которые были незаконно задержаны или заключены по сфабрикованным и политически мотивированным обвинениям, среди которых Олег Сенцов, Александр Кольченко, Станислав Клых, Роман Сущенко, Владимир Балух и многие другие. Вы, как человек, который прошел через приговор, что бы порекомендовали украинской власти? Какие пути осовобождения существуют и существуют ли?

– К сожалению, их судьба не находится в наших руках. Она находится в руках Путина. Может быть, мы делаем не достаточно, но пока каких-то движений, каких-то посылов, что может произойти их освобождение, мы не чувствуем, как ни тяжело это произносить. Мяч на стороне Путина. Мы просили Эрдогана еще раз вмешаться в этот процесс, освободить еще несколько человек, но у него это уже не получилось, хотя он пытался. В день, когда нас с Ахтемом привезли в Турцию и мы встретились с Эрдоганом, мы называли имена Сенцова и Балуха. Президент попросил нас дать весь список, мы ему его предоставили – там было около 70 человек, в этом списке были не только крымские татары. Он передавал этот список Путину – у нас нет оснований ему не верить – но больше его просьба, как мы видим, к сожалению, не выстрелила.

– Зачем Путину наши узники? Какую цель он преследует?

– Он преследует цель оставить Крым в составе Российской Федерации.

– Но зачем ему Крым? Мне кажется, ему Крым сегодня – как чемодан без ручки.

– Это нам так кажется. Если бы он был обычный, нормальный, вменяемый человек, можно было бы комментировать его действия. Это его «бзыки». И комментировать что-либо или оценивать логику его поведения бессмысленно. Это просто не возможно.

– Сегодня мы чуть ли не каждый день слышим новости об обысках или задержаниях крымских татар. Какая ситуация в Крыму в общем?

– Из 170 узников две трети составляют именно крымские татары, это при том, что татары в Крыму составляют меньшинство – нас там не более 12-13 процентов. То есть, если посчитать относительные цифры, то получается, что крымских татар репрессии коснулись в 10 раз больше, чем других. Этот каток репрессий, который катится по Крыму, задевает в первую очередь крымских татар. 70 из них заключенные, 18 человек пропали без вести и о них нет никакой информации, шестерых нашли тела через несколько дней после похищения. Все со следами издевательств и пыток. На фоне этого весь остальной народ живет, понимая, что в любое время к каждому из них могут прийти, постучать, задержать, унизить, валить на пол, бить в присутствии детей. Это иллюстрация к тому, в каком состоянии сегодня находятся крымские татары, которые проживают в Крыму. Но, не смотря ни на что, подавляющее большинство из них не признает оккупационную власть.

– Среди ваших знакомых есть люди, которые перешли на сторону РФ?

– Конечно.

– Вы с ними продолжаете общаться?

– Нет. Первое время, когда я еще там находился, мы общались, я по-своему пытался их в чем-то переубедить, по некоторым получилось, по некоторым не получилось. Если считать, что несколько десятков человек из крымских татар – это такие открытые коллаборационисты, которые занимают заметные должности и работают на оккупанта, то их сторонники составляют не больше 3-4 процентов от крымских татар. Большинство их презирает. Они могут об этом не говорить откровенно, потому что это опасно. Но они не признают путинский режим. Это параллельный мир: один мир наш, другой – крымнашеский. Но все равно Украина должна бороться за территорию, с моей точки зрения, как бы это ни цинично не звучало, не обращать внимание на население, которое занимает антиукраинскую позицию. Украина должна забрать свою территорию, а кто не хочет быть в Украине – Россия большая, мост построили – пусть едут.

Ярина Лазько, специально для «Novayaepoxa.Com — Новая Эпоха» из Киева